Казалось, нелегко было вынести этот водопад почета, излившийся на смертного. И тем не менее генерал остался недоволен. Ну, может быть, слово «недоволен» звучит слишком сильно; скажем — раздосадован. Раздосадован размерами дарованной суммы. Нет-нет, не надо думать о храбром полководце как о корыстолюбце. Дело в том, что его коллега — генерал Уолсли, действуя в Африке, получил вдвое больше за короткую кампанию в Ашанти, которая, по словам одного из мудрых обозревателей, привела только «к захвату зонтика правителя Ашанти». Это был вопрос престижа. У любого возникло бы вполне обоснованное чувство обиды…
Правда, какая-то газетенка вдруг ни с того ни с сего сопоставила все, что писали раньше о шаткости положения и слабости Аюб-хана, неподготовленности и плохой оснащенности его сброда, с лавиной наград и бурей восторгов по поводу победы над ним. Как все это понимать и чему верить? — вопрошал автор статьи, но его голос не был услышан среди всеобщего ликования нации.
Кандагарский властитель — вали Шер Али-хан… Случайная, ничтожная фигура, волею могущественных соседей вознесенная на некоторую высоту. Те же силы сняли марионетку со сцены. В конце 1880 года патрон и «крестный отец» вали полковник Сент-Джон недвусмысленно намекнул ему, что настала пора проситься на покой. Шер Али-хан покорно повиновался.
15 декабря 1880 года хозяева отправили несостоявшегося эмира в Британскую Индию. Шпалерами были выстроены англо-индийские войска, и церемониальный салют должен был придать респектабельность высылке Шер Али-хана. В Афганистане его отъезд остался незамеченным.
Однако как же поступить с Кандагаром? Он теперь без правителя, даже номинального, подставного; временно контроль осуществляется британской военной администрацией. А дальше?
…Члены палаты лордов далеко не всегда жаловали парламент своим посещением. Но в понедельник 10 января 1881 года на заседание палаты явились почти все. То был довольно ординарный случай: ожидалась «мэйдн спич» — первая речь нового пэра. Но не чья-нибудь, а бывшего вице-короля Индии, графа Литтона, поэта Оуэна Мередита.
Помещение палаты освещали неяркие лучи зимнего солнца. Пробиваясь сквозь витражи из красного стекла, они бросали багровый отсвет на безукоризненный темный костюм графа. Пэры любовались его красивым лицом, волнистыми волосами, статной фигурой, изысканностью манер. Строгая и в то же время образная речь. Да и тема вполне соответствовала настроениям высшей аристократии: величие Британской империи.
«Великий Могол» говорил о своей политике в Индии и соседних землях. Оправдывал то, что было сделано. Отстаивал то, что еще можно было отстоять: ведь эти трусливые виги во главе с Гладстоном готовы отказаться от всех приобретений в Афганистане. Он требовал сохранить власть Англии над Кандагаром, призывал соединить его железной дорогой с долиной Инда, чтобы направить торговлю Центральной и Средней Азии в порты Калькутту и Карачи, «а отсюда, — разъяснял Литтон, — в Ливерпуль и Лондон».
Ему щедро аплодировали: в палате лордов правительство либералов не пользовалось особыми симпатиями. Биконсфилд с глубоким удовлетворением писал своей приятельнице леди Брэдфорд, что его питомец становится «хозяином положения» и сможет рассчитываться с политическими оппонентами полновесными ударами.
Радость нового пэра от успешного дебюта в Вестминстерском дворце была вскоре омрачена печальным известием из Африки. 27 февраля 1881 года погиб его ближайший советник, сердечный друг и собеседник, теоретик и знаток военного искусства — Джордж Колли. Верховный комиссар Юго-Восточной Африки, губернатор и главнокомандующий, генерал-майор Колли погиб как простой солдат во время ночной атаки буров при Маджубе ровно через семь месяцев после проклятого сражения у Майванда…
Майванд, Майванд! Это именно он поставил под сомнение возможность сохранить господство Британской империи над Южным Афганистаном. В глубине души Литтон хорошо понимал, что его речь в палате лордов, как бы высоко она ни расценивалась, не окажет ни малейшего влияния на политику находящихся у власти либералов.
