Шоком для французского истеблишмента стало то, что к ультралевым очень скоро присоединился ультраправый «Национальный Фронт», руководимый Марин Ле Пен. Эти, хоть и не сочувствовали коммунизму, тоже с большой охотой увидали бы президента Макрона вместе с его Макронихой в гробу и белых тапках. По крайней мере, лозунги ультралевых о необходимости отставки нынешнего руководства Французской республики, серьезной правки конституции, выхода из ЕС и НАТО и об обуздании засилья толерантности и мультикультурализма они поддерживали на сто процентов. К этим двум полярным силам тут же присоединились представители профсоюзов, фермеры, дальнобойщики, учителя, врачи и прочие, которым было что сказать нынешним французским вождям, и были это отнюдь не слова ободрения и поддержки.
Если двадцать первого июля, в субботу, манифестации протеста ограничивались в основном Парижем и окрестностями, то на следующий день, в воскресенье, желтожилетный пожар полыхнул по всей Франции, а в столице на улицах оказалось чуть ли не полгорода. Протестовать вышли даже школьники (несмотря на то, что находились на каникулах) и студенты, недовольные либеральными реформами в области среднего и высшего образования, а также тем, что получаемые ими знания не обеспечивают успешного начала карьеры. При этом у одних протестующих на желтых жилетах сзади были изображены лилии давно свергнутых Бурбонов, а у других – коммунистические серпы с молотками. Все смешалось в бедной и несчастной Франции, после чего это перемешанное «все» пошло войной на президента Макрона.
Заранее, еще до начала протестов, из Сен-Дени поступило предупреждение полковника Леграна, что до тех пор, пока протест носит мирный характер, любые попытки задерживать (арестовывать) манифестантов или же применять по отношению к ним насилие будут считаться недопустимыми. Особый вес этому заявлению придал тот факт, что в ночь с двадцать первого на двадцать второе июля молодые выходцы из жарких стран в окрестностях Парижа и самой французской столице, как это водится в таких случаях, попробовали учинить свои «акции протеста» с поджогами автомобилей и битьем витрин. Полиция по большей части на место событий не успела, но не она была главным действующим лицом в серии скоротечных ночных стычек. Бойцы истребительных батальонов рабочей гвардии появлялись на месте преступления внезапно, будто бы из ниоткуда, и без предупреждения открывали по погромщикам огонь на поражение. А после, закончив свои дела, бесследно исчезали в неизвестном направлении, оставляя после себя трупы погромщиков (раненые добиты выстрелами в голову), горящие автомобили и разбитые витрины. Тушить пожары и вставлять стекла – это совсем не их работа.
Когда приезжала полиция, она вместе с пожарными и медиками попадала уже к шапочному разбору, когда остается только заполнять протокол и удивляться: «а что, так тоже можно?». Да, можно, если человек, совершающий тяжкое уголовное преступление, поставлен вне рамок закона, так что убить его в этот момент вправе любой, у кого есть соответствующие возможности, а не только находящиеся при исполнении сотрудники правоохранительных органов. Например, проходящий мимо армейский офицер при оружии или дедушка с легально зарегистрированным охотничьим ружьем. Еще и премию могут получить за меткую стрельбу и помощь правоохранительным органам. И судьи с адвокатами будут побоку. Кто бежал – бежал, кто убит – убит. Но это был лишь проходной эпизод, оставшийся практически незамеченным на фоне полной зачистки Сен-Дени. Ведь нигде, кроме этого парижского пригорода, рабочегвардейцы больше не задерживались ни на минуту и не пытались установить свою власть, вместо того покидая место происшествия сразу после того, как их дело было сделано. Главная задача была показать, что никто и никогда не сможет безнаказанно шантажировать рабочую гвардию, устраивая беспорядки и погромы. Урок получился крайне поучительный, причем по все стороны баррикад.
Начни так действовать французские полицейские… нет, это просто невозможно, за это их просто растерзали бы всякие правозащитники, ведь нельзя же так с погромщиками – онижедети, и все такое. И побоку то, что в условиях безнаказанности стая крыс становится страшнее тигра. Но что не разрешено быку, то дозволено Юпитеру, который находится выше местных условностей. А это рождает у местных правоохранителей как минимум зависть, а по максимуму – нежелание подчиняться таким властям, которые требуют от них и порядок поддерживать, но и руки при этом связывают. Но мысль о полицейской забастовке пришла в их головы несколько позже, а пока это было только чувство жгучей зависти к своим коммунистическим коллегам, свободным от глупых условностей толерантной Европы двадцать первого века.
