— Грех-то случился, когда коноплю теребили…
— Только мать еще и знает о том…
— И отцу все ведомо! Он уже намекал пузатым Кишам, что принял бы их сына в зятья. Две коровы им за то обещает!..
Герге наскучило наконец, что его бесконечно поправляют и мешают говорить:
— Нечего злоязычить-то! — сердито оборвал он непрошеных помощников. — Все это не в счет! Я про то первый узнал, я углядел!
Он кратко закончил рассказ и спросил священника:
— Не божье ли то наказанье старосте Мате за веру неправедную?
— Воистину так!
— Тогда выходит, что бог для наказанья этого сына Кутаров избрал?
Балаж не понял, куда тот клонит, и на всякий случай ответил богобоязненной фразой:
— Воля господа нам недоступна. Один он ведает, что творит.
— Потому ежели господь, — продолжал допытываться Герге, внимания не обратив на слова священника, — этакого лоботряса, как Кутаров сын, избрал, чтобы хулителей своих покарать, насколь же лучше выберет он среди праведников своих. И нам пора лиходеев наказывать! Я так скажу…
Слова его потерялись в шуме, страсти бушевали вовсю.
— Побьем лиходеев!
— Веди нас на них, отец Балаж!
— Пускай их, а не нас на угольях поджаривают!
— Дубину им, а не каплуна!
— Перепортим дочерей их! — крикнул Мартон и этим как бы унял возбуждение: люди захохотали, один лишь Герге потряс кулаком в его сторону:
— Ты мне тут не дури, а не то покалечу!
Священник Балаж не вмешался, услышав угрозу, не рассмеялся и над словами Мартона, он стоял в людском полукружье бледный и серьезный. Затем поднял руку, показывая, что хочет говорить.
— Я сказал вам: воля господа нам недоступна! — начал он, когда шум стих. — И опять говорю: он ведает, что творит. Наш разум мал, чтоб измерить его могущество, так не станем же вторгаться в дела его. Ведь сказал сын его: кто поднимет меч, от меча и погибнет. Обратимся же к нему с сыновним доверием, ибо ему ведомо, что обрушить на головы врагов наших, а мы будем чтить его согласно вере истинной.
— А поп-то Якоб первым меч извлек! — упорствовал Герге. — Разве не он на костер послал трех гуситов в Петерхейе? А ныне сюда идет нас губить. Булкенского священника и погубил уже… Нет, не воле господа — воле господ он повинуется! И воинов они ему дают. А наш староста ему подпевает.
— Так что же вы надумали?
— Ты сам рассказывал, что в иных землях гуситы делают!
— Оброк им не платить, все позабирать у лиходеев…
— Братья! — глубоко вздохнув, перебил Балаж. — Братья! В лапы дьявола мы попадем и погибнем, ежели за суетными мирскими благами погонимся. Лишь одно скажу вам — то, что Иисус сказал ученикам своим: идите с миром и обратите ко мне все народы… Следуйте заповедям его!
Тут он начал новую молитву, давая понять, что нынешний вечерней сходке конец, однако чувствовал, что слова его не разрядили скопившегося в людях напряжения, да и сам он испытывал неудовлетворенность… Но сейчас он не мог сказать им ничего иного.
После молитвы люди разошлись в глубокой тишине, возле Балажа остался лишь портной Ференц. Они вместе направились в село. Мрачно и безмолвно было вокруг, мрачны и молчаливы были они сами.
— Священник Якоб сегодня в село прибыл, — нарушил наконец тишину портной Ференц. — У тебя остановился, магистр Балаж, в приходском доме. И булкенского священника с собой привез. Им захваченного…
Только всего и сказал он, и для Балажа не было то неожиданностью — он ждал этого визита… Но все же слова портного ударили его по сердцу. Итак, здесь он, Якоб из Маркии? Вот сейчас, спустившись в село, Балаж встретится с ним. Боится ли он Якоба? Пожалуй, нет — ведь тот, быть может, еще ничего о нем и не знает, а если знает, то прибыл прежде всего затем, чтобы обратить «заблудшего» на путь истинный, вернуть его праведной вере, а не карать… Не Якоба из Маркин боялся Балаж, а себя самого, ибо настал час взглянуть в лицо и собственной жизни, и всему, что он до сей поры делал и что впредь ему делать надлежит. Доныне ни разу недоставало у него мужества дать себе в том отчет, он всегда бежал от этого, вот как сейчас в подвале. Не впервые он вот так же резко обрывал верующих, когда они заговаривали о будущем, о том, что далее делать надобно… но бог ему свидетель: его ли вина, если он все еще никак не расквитается с прошлым?
