По запутанному следу - страница 64

Мебель действительно была старомодной и громоздкой.

— Вы за последнее время не замечали ничего странного в поведении сына? Может быть, он стал более нервным?

Женщина насторожилась.

— Вас интересует Игнатий Борисович?

— Да… — замялся Корнилов. — Когда я был у вас в прошлый раз, мне показалось, что он чем-то очень взволнован. Что-нибудь случилось?

— Нет, сын всегда был нервным. Даже в раннем детстве. — Анна Григорьевна успокоилась. — Вы знаете, время такое… — Она улыбнулась чуть иронично. — Несколько дней тому назад читает «Литературку». Там опять какой-то умник предлагает не платить за ученые звания. А Игнатий заканчивает кандидатскую. Разве можно оставаться спокойным?

— Да, причин для волнений хватает, — поддакнул Корнилов. — Но я имею в виду самые последние дни. Этот случай в переулке, перед вашим окном… Сын, вероятно, волновался?

— Еще десять лет назад я могла бы вам о нем что-нибудь рассказать. А что я знаю теперь? Что я знаю… Ах! — Она безнадежно махнула рукой. — У молодежи свой мир! Нас, стариков, в этот мир не пускают. Игнатий поссорился со своей невестой, — лучшей жены я бы и не хотела для него! — и, представьте себе, я не могу узнать из-за чего! — Женщина помолчала немного, потом спросила: — Может быть, вы стаканчик чаю выпьете?

— Нет, еще раз благодарю. Мне пора идти.

— Каждая мать скажет про своего двадцатипятилетнего сына, что у него в поведении много странностей… И у Игнатия есть странности. Зачем далеко ходить? Вчера у нас состоялось бурное объяснение. — Она посмотрела на Корнилова с тревогой. — Вы только Игнатию ничего не говорите.

Игорь Васильевич кивнул.

— Он всегда был таким расчетливым мальчиком, не шиковал, соразмерял свои запросы с возможностями. Вы не подумайте, что Игнатий скаред. Нет, нет! Он разумный мальчик. Когда они задумали пожениться, Игнатий начал откладывать деньги на кооператив. И вдруг я вижу, что он снял со сберкнижки пятьсот рублей! Зачем? Оказывается, кутил с кем-то. С каким-то своим старым другом. Купил себе перстень! Вы себе только представьте — золотой перстень! Что он, девица, что ли? И это делает Игнатий, который никогда лишней копейки не истратил. А может быть, он считает, что золото подорожает? Вы должны знать! Подорожает?

— Не знаю, — улыбнулся Корнилов, — наверное, не подорожает.

— Вот видите! Значит, не подорожает. К чему тогда этот шик? А это уж семейное дело, — Анна Михайловна перешла на шепот, — но вам я скажу, у вас глаза честные. Как он всегда воюет с дедом из-за того, что тот половину своей пенсии на сигары тратит! Это ведь правда блажь? У деда большая пенсия — сто двадцать рублей. Мог бы помочь Игнатию с кооперативом…

«Ну и семейка! — подумал Корнилов, когда хозяйка затворила за ним дверь и на лестнице гулко лязгнул наброшенный на петлю крюк запора. — Как только они уживаются под одной крышей? Попробуй разберись, где ложь, а где правда?»

Игорь Васильевич торопился и в подъезде чуть не сшиб с ног молодую женщину. Извинившись, он посторонился и придержал дверь, пропуская ее в дом, успев заметить, что глаза у женщины заплаканные.

На улице порывистый ветер чуть не сорвал у него с головы шляпу. Растрепанные облака стремительно неслись по небу, приоткрывая иногда полоску яркой холодной сини и выпуская на волю бледный трепетный лучик осеннего солнца. Лучик пересекал мостовую и, тускло блеснув в лужах, снова исчезал.

— Товарищ! — услышал Корнилов у себя за спиной женский голос.

Игорь Васильевич оглянулся. Женщина, с которой он только что столкнулся в подъезде, догоняла его.

— Товарищ! Мне нужно поговорить с вами.

Она остановилась, слегка запыхавшись, и глядела на Корнилова решительно и даже с вызовом. Но подполковник заметил, что ее руки, сцепленные на груди, нервно сжимают платочек и сквозь густо положенную на лице пудру проступают красные пятна.

Он ласково улыбнулся, зная, чего стоят этот вызов и решительность, готовые через секунду обернуться слезами.

— Что случилось?

— Мне нужно поговорить с вами, — повторила женщина.

Ей было лет двадцать пять, не больше. Полное, милое лицо, большие испуганные голубые глаза.