— А что за приятель?
— Я его и не знаю толком, он старше намного. Помню, что звали его Кириллом.
— А фамилию не знаешь?
— Этого я и раньше не знал.
— Хорошо, сейчас иди и постарайся вспомнить подробности. — Алтаев направил Шалимова в камеру.
Вот оно — признание, а что с ним делать теперь? Алтаев, конечно, знал, что признание не «царица доказательств» и его одного мало, крайне мало. Если есть другие доказательства, то признание, по сути дела, больше нужно самому обвиняемому, чтобы учли — раскаялся, все осознал. А здесь что?
Вдруг Шалимов взял на себя чужое преступление, знал подробности и взял? Хотя вряд ли. Уж очень серьезное наказание за убийство. Такие дела просто так на себя не берут. Да, он, конечно, убил, но чем доказать? Косвенными уликами — трудно, не легче, чем поймать преступника.
— Значит, признался! Что же теперь будет? — спросил Зимин.
— Работать опять будем, Володя, наверное, даже больше, чем раньше. Тогда у нас сроков не было, а теперь будут.
— Теперь мы сообща будем вспоминать уголовный процесс, в частности раздел о прямых и косвенных доказательствах, — сказал Колесников. — Итак, кто что помнит?
— Уголовный процесс — это очень хорошо, — задумчиво проговорил Алтаев. — Вы помните, как в университете теорию косвенных доказательств читали?
— Там-то здорово читали, — Зимин посмотрел на Колесникова. — По делу нужен новый материал.
— Нет нового, не будет теперь уж до конца, — взорвался Колесников. — Теоретики мы! Я сам знаю, что косвенные доказательства — это не прямые.
— Хорошие ты формулировки даешь, Валера: хлеб — это не колбаса. Если у нас нет прямо указывающих на его невиновность или виновность доказательств, надо искать те, которые хоть побочно на это указывали бы. Вот и будем искать, — закончил Алтаев.
— А как? — Валера в первый раз столкнулся с таким делом, и применять теорию косвенных доказательств на практике ему еще не приходилось.
— Закон требует, чтобы косвенные доказательства в совокупности представляли собой цепь улик.
— Сделаем цепь, найдем все улики и свяжем, — храбро сказал Колесников.
— Тут еще одно правило есть, — продолжал Алтаев. — Доказательства должны быть звеньями одной цепи, и если хоть одно звено из цепи выпадет — все! Вся цепь рушится. Да, с прямыми легче: показывает очевидец — видел, как они грабили, да еще потерпевший опознает — одно удовольствие доказывать. Там пусть одно доказательство и выпадет — ничего страшного, а здесь одно к одному должны быть.
— А у нас какая цепь есть? — спросил Зимин.
Алтаев взял бумагу и нарисовал в центре кружок с фамилией «Шалимов», а вокруг него множество пустых маленьких кружочков. Получилось вроде «чертова колеса»: внутри мотор, а по окружности кабинки.
— Нам нужно в эти кабинки косвенные доказательства поместить, да так, чтобы они между собой связаны были и еще на центр, то есть на виновность Шалимова, указывали.
— Что будем помещать? Давай, Игорь! — Колесников загорелся.
— Приметы парня сходятся с приметами Шалимова. Есть? Тогда в кабинку это, — Алтаев написал в одном из кружков «приметы» и поставил стрелку, указывающую острием в центр на Шалимова. — Он был в голубом пиджаке. Косвенное это?
— Совсем уж косвенное, ставь.
— Идем дальше. Найден нож, а Шалимов говорит, что выбросил сапожный нож.
— Это еще рано ставить, — сказал Зимин. — Во-первых, у нас только фотография ножа есть, а во-вторых, нужно будет с Шалимовым съездить, пусть с понятыми покажет, куда нож бросил, а потом мы ему несколько фотографий ножей предъявим, если узнает, вот тогда…
— Согласен! Видишь, сразу начало проясняться, что делать будем. Ставим здесь вопрос, если узнает нож — зачеркнем. Дальше пошли. Бежал из колонии после нашего запроса. Ставим?
— Нужно, — согласился Зимин. — Это хоть косвенно, но показывает: чего-то боялся.
— Знает, где было убийство, — сказал Валера.
— Это многие знают, какое тут доказательство?
— Одно, правильно, не доказательство, а в цепи — будет. Я ставлю.
— Ладно, ставь. Только с ним выезд сделаем, пусть это место сам покажет.
— Видишь, сколько еще работы, а мы в панику бросились: все пропало, ничего не докажешь.