Больше всех был доволен Колесников. Еще бы! Он входит в группу, стоящую на пороге раскрытия убийства десятилетней давности, активно проверяет главную фигуру, правда, вместе с Зиминым. Старые опытные сотрудники, раньше немного ворчавшие на молодежь за «излишнюю» грамотность, за манеру одеваться, вести себя, стали интересоваться, как идут дела, какие есть шансы.
Врач Николаева не удивилась вызову в управление. Она работала в институте Склифосовского, и ей частенько приходилось бывать в этом здании на Петровке. Но вопросы Николаеву удивили:
— Плохо помню, что было десять лет назад. Столько людей прошло за это время!
Алтаев показал доктору старый протокол допроса, и она вспомнила, что действительно случай такой был и парень ушел, так и не сказав, кто он. Опознать его она сейчас бы не смогла. Но ее старые показания должны были сыграть очень важную роль.
Через три дня решили вызвать Кускова. К этому времени уже знали, что он женат, у него двое детей, не судим, работает начальником колонны в таксомоторном парке, характеристики хорошие. К разговору готовились основательно: слишком много от него ждали.
Высокий плотный мужчина с большими залысинами на лбу держался спокойно. Его уверенный вид как бы говорил: «Перед вами человек положительный и уважаемый в обществе».
— Чему обязан знакомством? — поудобнее усаживаясь в кресле, спросил Кусков.
— Чистой формальности, — ответил Алтаев. — Проверяем старые дела, по которым срок давности прошел. Их в архив сдавать пора. Вот и беседуем с потерпевшими. Вы меня понимаете?
— Да не особенно. — Кусков неопределенно покачал головой. — Какой я потерпевший?
— Вот дело. — Алтаев открыл папку. — В марте 1969 года вас ударили ножом. Но так как прошло более пяти лет (а за указанное преступление наказание могло быть лишь до пяти лет лишения свободы), виновного к уголовной ответственности привлечь нельзя — истекла давность, — монотонно читал Алтаев.
— А, вот в чем дело! — оживился Кусков. — Было, было такое. Я ведь тогда и не назвал Виктора. Откровенно говоря, сам отчасти виноват был, да и мать его жалко было, больная она очень. Он, конечно, больше меня испугался, в больницу отвел. А вы, значит, так и не нашли? А говорят, все находите.
— Ну, это зря, разве все возможно? Тем более вы сами не хотели говорить, — не выдержал Зимин.
— Претензий сейчас не имеете? — спросил Алтаев.
— Что вы? Я и раньше-то не имел. Вам это написать нужно?
— Можно и написать, — безразличным тоном ответил Игорь. — А парень этот, ну, что ножом тогда ударил, сейчас как себя ведет? Часто с ним видитесь?
— А почему вы так интересуетесь? Ведь все сроки прошли и привлечь его нельзя, зачем же парня пачкать, старое вспоминать? — Кусков вопросительно смотрел на Алтаева.
— Просто интересно, помогло ему ваше заступничество или нет.
— Помогло! Хуже было б, если бы вы наказали, тюрьма редко исправляет.
— Ну нет, это уж неправильные взгляды, — опять вмешался Зимин. — Человека нужно всегда вначале остановить, потом поздно будет.
— Его и остановили. До сих пор на одном месте работает, хороший парень, — сказал Кусков, однако фамилию парня так и не назвал.
«Больно уж он недоверчив! И как у него имя Виктор вылетело! Видно, сам не заметил, что имя назвал», — подумал Алтаев, когда Кусков уже ушел.
Действительно, Кусков или не заметил, что сказал про больную мать и назвал имя парня, или не придал этому значения. Попробуй найти по таким данным, да и кто искать будет, когда уже все сроки прошли? Но почему же он не говорит все-таки? Что его с этим Виктором связывает?
— Интересно, почему он ничего не говорит? — произнес Колесников.
Он, да и Алтаев с Зиминым ожидали от Кускова подробную информацию, а получили…
— Может, тот парень родственник ему? — предположил Володя.
— Есть еще вариант, — сказал Игорь. — Вдруг Кусков боится этого парня? Знает, что Виктор убил и убить может — и боится.
Во всяком случае, ниточка появилась. Было имя Виктор, знали, что он знакомый Кускова. Кроме того, в 1969 году у Виктора очень сильно болела мать. Искать Виктора по таким данным трудно, но можно. Все-таки крут поисков ограничен связями Кускова, а это уже что-то.