Надя кивала на слова соседки, а слезы все лились и лились. Последний раз коснувшись деревянного креста, поставленного в изголовье свежего холмика, она прошептала:
— Прости меня, бабуля.
В девять часов вечера Надя осталась в своей квартире одна. Делать было совершенно нечего. Соседки не только приготовили и собрали поминальный стол, но и вымыли посуду, когда все разошлись. Народу было не очень много. Большинство бабушкиных ровесниц умерли, кое-кто был так стар и слаб, что уже не выходил из дому. На поминки явились с десяток соседей, да несколько работников дома культуры. Нынешняя заведующая библиотекой произнесла такую прочувствованную речь, что многие прослезились. Она сказала, что еще школьницей, приходя в читальный зал, мечтала вырасти похожей на Софью Аркадьевну, которая была для нее эталоном интеллигентности и порядочности; что благодаря Софье Аркадьевне выбрала профессию, работала под ее началом больше тридцати лет, и считает для себя честью, что была ее подругой.
«Анна Федоровна проработала у бабушки около тридцати лет, — сообразила Надя, — и пять лет бабушка была на пенсии. Она, наверное, знала мою маму! А может, и отца… Она что-то может мне рассказать! Надо пойти к ней завтра же с утра».
Библиотека располагалась там же, что и пятьдесят лет назад, только стала немного меньше. Первый зал отдали под торговлю. Миновав прилавки с бельем, канцелярскими принадлежностями и видеофильмами, Надя вошла в зал, где не бывала около шести лет.
На абонементе работала незнакомая молоденькая девушка. Она вызвала Анну Федоровну, и через несколько минут Надя уже сидела в крошечном кабинете, а его хозяйка включала чайник.
— Хорошо, Наденька, что ты зашла. Решила вспомнить, где бабушка работала? У нас все осталось, как при ней.
— Нет, — покачала головой Надя, — торговли при ней не было.
— Что поделать, времена такие, это раньше храмы культуры строили с размахом, не думая, что когда-то за аренду земли под ними придется платить. Дом детского творчества ведь тоже потеснили?
— И еще как! Половину под офисы отдали. Системы кондиционирования, сигнализации, отопительное оборудование… Знать бы еще, кто все это может себе позволить?
— Да-да! Как все изменилось, и буквально на наших глазах! Когда я начинала работать, библиотека была очагом культуры. Люди в очередь записывались, чтобы прочитать интересную книгу, спрашивали классику, русскую и зарубежную. Генрих Манн, Ремарк, Джек Лондон были зачитаны до дыр. А теперь?.. Телевидение заменило все. Да еще этот Интернет… Зато посмотри, что мне в коллекторе подобрали: «Кровавая свадьба», «Продажные твари», «Смерть в прямом эфире», «Волкодав», «Зона»… Кошмар! Мне, прочитавшей все в этой библиотеке, глядя на обложки, и открывать эти книги не хочется! А переводная литература? То же самое: секс и насилие! Вот ты, Наденька, что ты читаешь?
— Улицкую, Устинову, Маринину, Дашкову, Нестерову, Акунина. Из зарубежных — Дена Брауна, Евгенидис мне понравился….
— Я думала, бабушка привила тебе вкус к хорошей литературе, — поджала губы Анна Федоровна. — Дашкова такие страсти пишет! Про Брауна и говорить нечего — описывать кровавые убийства в таких подробностях…
Возникла небольшая пауза и Надя решилась спросить о том, за чем пришла.
— Анна Федоровна, вы помните мою сестру?
Пожилая женщина вздрогнула, поставила чашку на стол и некоторое время пристально рассматривала ее, потом подняла глаза и вздохнула:
— Я видела ее, вернее вас вместе, буквально пару раз, после смерти твоей матери. С Любочкой мы когда-то общались на литературные темы. Она ведь много времени проводила в библиотеке, пока не уехала в Новосибирск и не поступила в университет. Ее мужа я видела только однажды, на похоронах. А потом, не знаю уж, что случилось, но ты осталась у бабушки одна. Софья Аркадьевна сказала, что отец увез твою сестру навсегда, и просила не говорить тебе о ней, и не упоминать об отце. Она всех предупредила. Ее так уважали, что не посмели ослушаться, все делали вид, что ты всегда была ее единственной внучкой.
— А вы не знаете кого-нибудь, кто был знаком с моим отцом?
