Стром провел руками по телу, задержавшись на глубоких рубцах, которые избороздили его еще в молодости. Взорвался хронокомпрессор — нельзя было запускать на свой страх и риск неотлаженную экспериментальную установку.
Поторопился…
Как часто он спешил, когда следовало выждать. Поспешил жениться, точно боялся никогда более не встретить женщину. И многие годы жил бок о бок с совершенно чужим, даже чуждым человеком…
Стром прислушался к себе: ничего не болело, сердце билось размеренно.
Тишина. Транквиллор в положении «Полный покой». А покоя нет.
Он нащупал сенсор хранителя. Высветилась вязь абсолютограмм. Все зеленые: организм в норме. Казалось бы, к чему думать о здоровье, если жизнь, по существу, кончилась? Какая разница, когда умереть — через двадцать лет или сегодня, — ведь ничего полезного для людей он уже не совершит. Да и разочаровался он в людях. Вымерли они, что ли, остались одни людишки…
И не внове для него это тягостное чувство. Так что же ты разволновался, Стром? Предчувствуешь надвигающуюся беду? Но подумай сам: большей беды, чем та, что постигла тебя, не существует!
Стром выпил глоток бенты, решил было включить гипнос, но передумал.
Покряхтывая, встал, потер онемевшую поясницу. Подошел к стене, мысленно задал зеркальное отражение, всмотрелся.
Перед ним стоял Стром-двойник, глядел в упор, изучающе, недружелюбно.
Аскетическое, с глубокими, словно вырубленными, складками около тонких, бесцветных губ лицо, желтая пергаментная кожа туго обтягивает острые скулы.
Под глазами мешки, а сами глаза васильковой синевы, не успевшие отцвесть, помутнеть. Волосы серые, с тусклым отливом. Высокий лоб с пролысинами.
Сросшиеся клочковатые брови. Морщины.
— Паршиво выглядишь, — брезгливо сказал Стром, — Никогда не был красавцем, но сейчас… Мумия, ожившая мумия! Смотреть тошно. Ну, что уставился? Пошел вон!
Стром вышвырнул двойника, а стене приказал распахнуться настежь. Открылось усеянное звездами, еще не начавшее светлеть небо.
С изначальной остротой он ощутил отчаяние.
«Боже, куда меня занесло! Зачем? Кому нужно мое одиночество?» Душу пронзало нелепое, карикатурное нагромождение светил. Напрасно искать в нем Эллипс, Добрую стаю, Дельту — их нет… Вернее есть, но изуродованные до неузнаваемости непривычным ракурсом. Мешанину звезд пытались отождествлять с созвездиями Мира, но привычные названия звучали кощунственно, как если бы святым словом «мать» удостоили ненавистную мачеху. Оттого и отпали, не прижившись, имена-фальшивки, оставив после себя шрамы — кодовые сочетания букв и цифр, не вызывающие эмоций.
Стром отыскал взглядом особенно дорогую ему звездочку. Как бы плохо он ни разбирался в астрономии, ее-то не перепутает ни с одной другой.
Вспомнилось древнее предание:
«Два бога — Светоч и Крыса — вступили в спор: быть людям бессмертными, как Светоч, — уходить и возвращаться, — или смертными, подобно крысам, — отжив, исчезать навечно? Крыса победила. Поэтому люди смертны».
Далеко отсюда Светоч и обращающийся вокруг него Мир — родная планета, на которой Стром провел лучшую часть жизни, нет, всю жизнь, потому что не живет он сейчас, а существует. Душа его осталась на Мире, тело же перенесено в некие райские кущи, созданные добрым человечеством для таких неудачников, как бывший футуролог Стром.
Он выбрал своей профессией охрану будущего. И пока изображал его в розовых красках, пользовался известностью, признанием и почетом. Когда же разглядел тучи, сгущавшиеся над человечеством, сразу же стал не нужен.
— Ваше учение нарушает общественную устойчивость, — сказал ему тогда Председатель Всемирного Форума, седоголовый мальчишка, один из массы, поставленный над нею волей компьютеров. — Люди должны жить с уверенностью в завтрашнем дне. Иначе этот день не будет радостным. Так и сказал: «… не будет радостным!», как будто радость — самоцель для человечества…
Да, Крыса победила, и люди, черт возьми, смертны!
Далеко отсюда Светоч и обращающийся вокруг него Мир… Далеко… Маленькая планетка приняла то, что осталось от Строма после разговора с Председателем. Уютная, с пониженной силой тяжести, благодатной природой, разреженным, но богатым кислородом воздухом. С целительными излучениями — эманацией здоровья и бодрости. Планета-заповедник — полная противоположность Миру. Музей неоскверненной флоры, воплощение идиллии, свершившаяся утопия. Так, собственно, она и названа — Утопия… Не слишком оригинальное название! Но, с другой стороны, отчего не быть Утопии, если в ней возникла необходимость?
