Живительная противоречивость бытия вплелась в мелодию величественного и бессмертного человеческого духа. Рояль то взрывался громовыми раскатами, исторгал утробный рев органа, то пел нежно и грустно, словно виолончель.
Люди окаменели у глобовизоров, казалось, перестали дышать. Нет, не на старинном инструменте играла Джонамо — на их сердцах. И сами сердца, а вовсе не акустические системы, исторгали ее святую музыку, резонировали аккордами боли, стыда, восторга.
А Джонамо играла беспрерывно, и неисчерпаемы были ее силы. Но вот отзвучал последний аккорд… Из инобытия вернулся к своим дисплеям и терминалам Гури. Провел пальцами по щекам… Стряхнул слезы, как раньше — пот. И миллиарды людей по всему Миру сделали то же самое.
Это был триумф Джонамо. И одновременно триумф человечества.
На пороге стоял Борг — сухонький, прозрачный старичок с потухшими глазами под зарослями бровей. Великий Борг, чье имя произносили на Мире с почтением. Впрочем, для большинства мирян он был страницей в истории науки.
Причем страницей, уже перевернутой. Именно Борг полвека назад предсказал, а затем и доказал существование антивакуума. И он же открыл вакуумные волны.
— Мы к вам, можно? — сказал Стром непривычным для него просительным тоном.
— Заходите, раз уж пришли, — прошамкал Борг в ответ.
Стром пропустил вперед Игина. В комнате было темно и затхло.
— Хотим с вами посоветоваться.
— Со мной? Мгм… Вы не ошиблись, молодые люди? Я уже давно никому не нужен.
У Строма кольнуло в груди: год назад он почти слово в слово произнес то же самое.
— Вы нужны нам, учитель, — торопливо проговорил Игин. — И не только нам.
— Нужен? Вы сказали, нужен? Мгм… Странно… Я никогда не занимался наукой потребления. А наука дерзания сейчас не в почете. Вот так, говорю я вам. Но раз пришли, присаживайтесь. Не сюда… Здесь вам будет удобнее.
«Каким же одиноким должен чувствовать себя Борг!» — виновато подумал Стром.
Собственные переживания показались ему мелкими и эгоистичными. Теория дисбаланса — частность. В лице Борга была отослана на покой вся фундаментальная наука, с ее поисковой направленностью, критическим отношением к достигнутому, неприятием рутины. Выходит, и научно-технический прогресс, которым в свое время так кичился Председатель, происходит односторонне, избирательно, предпочитая созиданию усовершенствование.
Как часто бывает с людьми, Стром сказал совсем не то, о чем думал, и что должен был сказать.
— А где ваши роботы-уборщики? — невпопад вырвалось у него.
Еще не успев договорить, он ужаснулся нелепости своего вопроса.
— Обхожусь без них! — проскрипел старик, смерив Строма презрительным взглядом. — Я еще не настолько… Мгм… Так с чем пожаловали?
— Вы знаете о сигнале бедствия, принятом на… на ваших волнах?
— Наслышан.
— И о референдуме?
— Мгм… Измельчали люди, измельчали…
— Недавно был еще один референдум. Решили все-таки послать спасательную экспедицию. Но хватит ли на это энергетических ресурсов?
— Сомневаетесь? — казалось, обрадовался Борг. — И правильно делаете, что сомневаетесь. А то возомнили себя всемогущими. Успокоились. Обросли всякими… мгм… роботами и автоматами. Белоручки! Это я о вас, молодые люди. Пришли на готовенькое и решили: хватит. Навеки хватит. Ан нет, не хватает! Когда я говорил о вакуумных волнах, мыслепортации, об опасности застоя в науке, которая обязана стремиться к постижению абсолютной истины, мне отвечали: постичь ее невозможно, а поэтому и пытаться незачем. И потом, убеждали меня, кому нужны новые открытия, если достаточно старых. Мы, мол, и так добились полнейшего благополучия, а от добра добра не ищут… Эйфория невежества! Компьютерная тупость!
Строму захотелось обнять этого ссохшегося, колючего старика, глаза которого, еще минуту назад тусклые, как бы присыпанные пеплом, затянутые паутиной, вдруг заискрились. В них вспыхнула сумасшедшинка, а в голосе послышались обличительные нотки… Было в старом ученом что-то родственное.
И пусть они с Игиным не заслужили таких упреков, все равно Борг прав, тысячу раз прав!
— Вы знаете, что сказал мне этот ваш… мгм… Председатель? «Времена посева миновали, наступила пора жатвы!» — Ну, теперь он так не говорит, — заверил Стром. — Вместе с нами старается, чтобы человечество покончило со спячкой!
