Дома Игин становился другим, неузнаваемым человеком. Куда девалась властность! Жену боготворил, называл ласкательными именами.
Природа как бы поляризовала Игина и на одном, служебном, полюсе сосредоточила энергию, талант, волю, а все слабости отнесла на второй, домашний. Дом держался на жене. Игин отличался рафинированной непрактичностью в личной жизни. Бытовые дела ставили его в тупик. Дома он и шагу не мог ступить по собственному усмотрению: любую мелочь согласовывал с женой.
Она была комендантом игинской крепости, хотя обороняться ни от кого не приходилось. Детей так и не завели, тем нежнее относились друг к другу.
Жена умела создавать уют, заряжавший Игина той неизвестной, но весьма эффективной формой энергии, которая переворачивала горы на работе. В этом он убедился позже, когда жены не стало…
Несчастье случилось неожиданно, на следующий день после игинского юбилея.
Видно, переволновалась жена: ей все казалось, что юбилей проходит недостаточно торжественно, она вмешивалась в действия распорядителей, спорила с ними, хваталась за сердце. А меомеды не уследили, не приняли вовремя спасительных мер. Вот и верь после этого кибермедике!
Юбилей отпраздновали пышно. Даже несколько старомодно, в угоду жене Игина: люди отвыкли от церемоний. А тут поток поздравительных адресов в декорированных под старину папках, живые цветы, речи… Прослезился даже Игин. А после слов Председателя Всемирного Форума: «Вы эталон современного человека!» едва не разрыдался.
Не думал не плакавший с детства Игин, что следом за этими слезами радости придут слезы горя…
Вышибла беда из привычной жизни. Домой Игин не ходил, боялся не вынести зияющей пустоты. Ночевал в кабинете. На люди не показывался, отгородился от всех стеной автоматики. Тайком синтезировал спирт и глушил им изнуряющую боль.
Вмиг постарел, исхудал, стал ниже ростом. Не осталось и следа от благодушной улыбки, лицо обрюзгло, глаза покраснели и теперь постоянно слезились. Он перестал следить за собой, подолгу ходил небритым, в помятой одежде.
Жена не признавала домашних роботов, все делала сама. Лишившись ее заботы, Игин оказался один на один с бытом, и это повергло его в растерянность.
Однако он принципиально не хотел изменять заведенный женой порядок.
А тут очередной конкурс. Никто не догадался перенести его хотя бы на полгода. Впрочем, если бы и догадался, то все равно не смог бы ничего изменить: правила должны соблюдаться, несмотря ни на что! Компьютеры же, с их безупречной и столь же бесстрастной объективностью, и не рассматривали беспрецедентный случай: это не входило в их обязанности.
Не ведал привыкший побеждать Игин, не допускал даже после сокрушившей его беды, что потерпит первое в своей жизни поражение и уже вскоре будет далеко от Мира…
Последние недели мирской драмы Игин вспоминал со стыдом и отвращением: его жалели, старались приободрить. Отводя глаза, притворно завидовали:
— Будете жить в свое удовольствие, сами себе хозяин!
Игину претила фальшь, но он через силу пытался соблюдать правила игры:
— Да уж, наотдыхаюсь досыта. Сто лет мечтал!
На прощальной церемонии, настолько отличавшейся от недавнего юбилея, что возникшая по контрасту параллель потрясла бывшего управителя. Председатель Всемирного Форума произнес краткую речь.
— Сегодня мы провожаем на заслуженный отдых одного из выдающихся деятелей нашей индустрии, который покидает Мир, словно чемпион большой спорт. Вы отдали всего себя людям, дорогой наш…
«Всего себя…» — с болью отдалось в мозгу Игина. Он-то был уверен, что далеко не всего, и сожалел о поспешном заявлении, которое сделал сгоряча на следующий день после конкурса: мол, желаю отдохнуть и забыться вдали от Мира, в идеальных для этой цели условиях Утопии. Сказал и ужаснулся тому, что говорит. Но было поздно.
Отдыхать Игин не умел и на новом месте не знал, куда себя деть. Пытался анализировать причину поражения. Печальное стечение обстоятельств? Да, но не только. Необъективность жюри? Какое там жюри! Конкурсными делами ведают компьютеры, а они не знают пристрастий. Значит, причина неудачи в нем самом.
