У Барбары клиентов заметно поубавилось – одна-две местных кумушки за день заглянут, и то хорошо. Видно, вечно пьяная прорицательница не внушала доверия горожанам. Старуха редко показывалась на свет божий, даже в кабак за вином посылала Анатаса, сынишку Зуко. Встречаясь со мной взглядом, она криво ухмылялась – то ли не хотела показать, что чувствует себя виноватой, то ли замыслила недоброе.
Мужчины, в отличие от слабого пола, никогда не были основными клиентами Барбары. Поэтому я невольно обратила внимание на господина в плаще и при шпаге, выходящего из шатра прорицательницы. Да и как не заметить столь важную птицу. Подле входа его поджидал слуга, держа под уздцы двух коней – господского и своего. Красавец гнедой, на которого резво вскочил господин, стоил, наверное, целое состояние.
Но главное – как посмотрел на меня этот барин. Как на вещь! Причём, вещь, принадлежащую ему!
У страха глаза велики. После встречи с Сидонией, я пугалась любого пристального взгляда, но этот поверг меня в трепет.
Неспроста он так посмотрел. Берегись, подсказывало чутье. Но нужно идти выступать: зрителям нет дела до твоих страхов.
Я заметила, как Барбара высунулась из шатра, зыркнула по сторонам, и спряталась.
С тяжёлым чувством отработала программу. Ощущение опасности не покидало меня. А хуже всего – непонятно, с какой стороны её ждать.
Что теперь делать? К кому обратится за советом?
Тяжёлая рука опустилась на плечо.
– Чего повесил нос, малый? Пойдём, опрокинем по чарке.
Себастьян, непонятно с какой радости, решил пригласить в собутыльники.
Я, неожиданно, согласилась. Невмоготу сидеть в одиночестве, накручивая себя настоящими или мнимыми угрозами.
Себастьян привёл меня в кабачок, приткнувшийся возле пожарной каланчи. Рядом, располагались казармы и конюшня. Видимо, доблестным пожарным не возбранялось посещать питейные заведения.
Маленькая уютная забегаловка – один стол, рассчитанный на десять-двенадцать персон, длинные скамьи с обеих сторон – вот и вся обстановка. Хозяин, дородный мужчина в полосатом колпаке, устроился на табурете, сбоку от входа. Когда мы вошли, он поднялся, кряхтя, и шумно поприветствовал моего спутника:
– Себастьян, дружище, рад видеть тебя! И спешу выговорить: совсем ты забыл старого друга Вилли. Цирк ваш уже с неделю у нас в Гамбурге, а ты только сегодня соизволил зайти проведать, мошенник! – Хлопнул Себастьяна по плечу. – А этот милый юноша с тобой? Добро пожаловать, молодой человек, в заведение старого доброго дядюшки Вилли! Вам, наверное, пива? Или желаете отведать моего шнапса? Такого вы не найдёте во всем Гамбурге! Вот, мой друг Себастьян вам подтвердит. Я готовлю его по рецепту, доставшемуся от деда, но об этом молчок.
Болтун-хозяин явно соскучился – не с кем язык почесать. Из посетителей – только трое жуликоватого вида мужиков, что-то обсуждающих полушёпотом за кружками пива.
Мы уселись, а Вилли полез в погреб за заказанным шнапсом. Вылез, так же натужно кряхтя, поставил перед нами толстую бутыль темно-зелёного стекла, и кружки. К шнапсу он подал печёные яйца и холодную варёную печень с чесночным соусом.
– Выпьешь с нами, Вилли? – спросил Себастьян, разливая по кружкам.
Хозяин, отирая от пота мясистое лицо, покачал головой:
– Хвораю я, по ночам задыхаюсь. Как овдовел – хозяйство на мне, едва справляюсь. Дочери замужем, сыновья – один помер, другого убили… Так, посижу с вами, поболтаю по-стариковски. А вы пейте – шнапс у меня отменный.
Я впервые попробовала эту странную горько-сладкую водку с запахом перечной мяты. Ничего, пойдёт.
Вилли с Себастьяном оживлённо беседовали, вспоминая какие-то события, а я незаметно хмелела, убаюканная их голосами. Страхи отступили, мысли пошли спокойные, ленивые…
– … к черту! Канальская жизнь! Брошу, да наймусь на корабль, в Новый Свет уеду!
Я подняла глаза. Вилли рядом не было, Себастьян изливал душу мне.
– А что там, в Новом Свете? – поинтересовалась я.
– Известно что – золото!
Глаза выпивохи горели огнём алчности. Он принялся длинно и путанно рассуждать о возможности сказочно обогатиться, выменивая или просто отнимая золото у индейцев.
