Капитан покаялся, попытался выдавить слезу, но при этом так перенапрягся, что чуть не обделался. Скотский запах донесся до августейших ноздрей полковника Федосени, и Булдаков был в сверхсрочном порядке депортирован из кабинета.
Месяца два после этого Починок при встречах с Олегом Палычем рекомендовал кушать активированный уголек супротив скопления всяких там газов в желудке. Булдаков багровел и матерился. Довольный фельдшер, похлопывая себя по ляжкам, удалялся, а оплеванный капитан смотрел ему вслед, воображая себе в уме стрельбу по грудной мишени.
Теперь Акиш Иванович стоял над парочкой, и на его скуластом лице играла жиганская улыбка.
— Однако, я пришел укольчик сделать! Вкатим тебе сейчас пару кубиков промедола — поймаешь кайф. Ввиду невозможности подобраться к твоим тылам, придется сделать инъекцию в бедро.
Расширенными от ужаса глазами Анастасия следила за процедурой. Быстро закончив, фельдшер откланялся, оставив её с Андреем наедине. Через пару минут на лице раненого появилось блаженное выражение — промедол делал свое дело. Настя о чем-то задумалась, а когда вновь глянула на сержанта, то увидела, что его глаза закрыты. Опьяненный счастьем и промедолом, Андрей крепко уснул.
Был конец июня. Закончили укладку силового кабеля, и теперь у каждого жителя Бобровки была зажжена, по выражению Булдакова, «лампочка Ильича». Парочка любопытных сопляков из слободы тайно пыталась узнать природу электричества, но, к счастью, обошлось без смертельных случаев. Время Ампера и Вольта еще не наступило.
Агроном Худавая носилась по полю и охала. Пшеница, конечно, была высеяна позже срока, и с колосом, естественно, опаздывала, но картофель, посаженый в девственную почву, буйствовал. Началась подготовка к сенокосу. Так, как своего животноводческого комплекса, если не считать свинофермы, у базы не было, то были выделены средства на строительство за слободой коровника на двести голов. По этому случаю Норвегов дал «добро» на разборку одного из ангаров, где до этого Малинин хранил какой-то хлам. Его быстро разобрали и начали сборку метрах в трехстах от реки.
Главным зоотехником был назначен бывший выпускник Витебского ветеринарного института, а нынче младший сержант Генечко. Его немедленно сняли с должности командира отделения взвода связи, в чем он, искренне говоря, ни черта не смыслил, объяснили, что от него нужно, и спросили, что ему потребуется.
— Два ветеринара! — буркнул он, раздувая щеки от осознания собственной значимости. Времена «чмошничества» кончились — теперь он стал начальником. Два ветеринара нашлись сразу. Вообще, солдат с этой профессией было хоть отбавляй. Но Генечко Александр Николаевич, отобрав шестерых самых смышленых, устроил самый настоящий экзамен. Задачей на нем было кастрировать поросенка.
Двоих, справившихся лучше всех, он сразу включил в штат, а затем провел показательную операцию, да так профессионально, что собравшиеся искренне зааплодировали.
Привлеченный скоплением возле свинофермы, туда сунулся слонявшийся неподалеку капитан Малинин, но, будучи полным профаном в ветеринарии, не смог оценить истинного мастерства. Выбравшись из толпы с искаженным лицом, он прохрипел:
— Во изверги! — и побрел прочь, на всякий случай прикрыв руками чресла.
Отправили домой изрядно поредевшую дружину Казимира под конвоем двух БТРов и двенадцати вооруженных до зубов солдат. Взяв дополнительный запас топлива, они проводили великолитовцев до самого Новогородка…
Группа молодых специалистов под управлением техника из роты обеспечения «изобрела велосипед» — разработала молокопровод для коровника. Вакуумный насос для него придумал Андрей Норвегов. Папа-командир был очень доволен.
— Новатор растет! — хвастался он Ратибору.
Тот лишь отрешенно кивал, уставившись на стакан горькой. Альтесту было от чего кручиниться — верные люди передали, будто игумен Новосельского монастыря, расположенного неподалеку, собирается вскоре нанести визит. А от этого визита можно было ожидать чего угодно: увеличения оброка, предания анафеме за связь с чужаками, требования ритуального самосожжения. Можно было бы попросить защиты у Булдакова, но селяне и так нехорошо шепчутся о политике альтеста в отношении чужеземцев. Сколько раз брат Алексий призывал Ратибора ночью по-тихому покинуть слободу и идти искать пристанища в другом месте! Простофиля! Да разве с бабами уйдешь далеко? Мигом захватят в полон и разберутся: мужиков под нож, а девок — в женки.
