— В смысле?
Волков поморщился. Воспоминания о неприятном — не столь большое удовольствие.
— В ту злополучную субботу ко мне приехали мать и жена с сыном. Мама с Анжелой поехали на часок в Бобруйск — я попросил «семьдесят первого» захватить их с собой. Они уехали, а мы с сыном остались. Тут-то все и произошло. Я пока малыша оставил у Ильиничны, но он ведь не может там все время оставаться! Ума не приложу, что делать! — Волков замолчал, глядя с надеждой на отца, глаза которого совершали несвойственные им движения. Озадаченность в них сменилась пониманием и осознанием.
— Так что, я уже, получается, дед? — полковник огорошено вздохнул.
— Косте уже девять лет, — продолжал Андрей, — глаза Норвегова стали совсем бессмысленными.
— Сколько же лет тебе, сынок? Должно быть порядком…
— Двадцать семь!
— Почему же ты на срочной?
— Институт, затем болел, а затем пришлось и послужить отечеству!
— Чем же ты болел, если не секрет?
— Какой там секрет. Сначала гепатит, а затем какие-то осложнения с печенью…
— Полагаю, Отечество обошлось бы и без тебя, — хмыкнул полковник, — и вообще, тайм-аут! Ты сказал, что этот юный басурман у Ильиничны? Хорошо… — Норвегов что-то лихорадочно соображал.
— Давай сделаем вот как! Ты жене моей ничего не говорил?
— Обижаете! Как можно! Елизавета Петровна такая женщина!
— Такая, такая! Сегодня пусть переночует у поварихи, а завтра утром привозишь его ко мне. Я ей сегодня все объясню.
— Отец, — нерешительно закусил губу Андрей, — а может, не стоит затевать это все? У вас, в конце концов, своя семья…
— Ага! А у тебя налицо ее отсутствие! Хотя я здесь и не совсем виноват…
— Мама мне рассказывала. Вас назначили в Таманскую дивизию, а ей еще три года учиться оставалось.
— Дело прошлое. Я ведь и не подозревал, что она беременна!
— Она была одержима эмансипацией, вот и захотелось узнать: каково это — одной воспитать ребенка!
— Что, сорванцом в детстве был? — улыбнулся Константин Константинович.
— Ещё каким!
— Молодец! Ты, кстати, доволен своей квартирой?
— Квартира хоть куда! Если бы у меня была жена, то вопроса насчет Кости не стояло.
— Нужно будет его в школу определить! — забеспокоился дед, — ну, да это — дело недалекого будущего. Давай-ка, завтра утром — ко мне. Буду ждать!
— Спасибо, отец! До свидания! Удачи в разговоре с супругой!
— До завтра! — ответил полковник, заходя в подъезд, — хотя до «завтра» еще целая вечность да разговор с Лизой.
Над вновь обетованной землей занималась заря. На ПТО было шумно. Похрюкивая моторами, шумели трактора. Трактористов, как таковых, нашлось человек десять — двенадцать, да еще десяток солдат имели представление о роли трактора в сельском хозяйстве — это было лучше, чем ничего. Мадам Худавая оказалась ничего себе (натуральной блондинкой с рубенсовской фигурой) и вовсю балагурила с «механизаторами». Механизаторы пожирали глазами стать прелестной агрономши и меньше всего думали о предстоящей посевной.
— Жалко, навоза недостаточно — деревня маловата! — жаловалась Софья Ивановна (так звали Худавую) подошедшему Максимову.
— Можем хорошенько накормить солдат, а затем отправить их в поле! — предложил гибрид Буденного и Кальтенбруннера.
— Нельзя — трактористы взбунтуются. Да и состав минеральных солей не тот.
— Ну, ничего! Один сезон и на минудобрениях выдюжим!
— Жалко, что у нас не чернозем! — вновь посетовала агроном и отошла.
— Скажи спасибо, что не глинозем! — буркнул ей вслед Кальтенбруннер и тоже поспешил заняться своими делами.
Армада из пяти «Кировцев» погнала на задание, целью которого являлась распашка ста пятидесяти гектаров земли рядом с деревней. Оснащенные семикорпусными плугами, трактора рвали мать-землю, как Тузик тряпку. Ратибор и его команда, отошедшие от непривычного состояния, высыпали за частокол и рассматривали, как за караваном тракторов, после каждого круга, растет полоса вспаханной земли. «Пахарей» прикрывали вояки, вооруженные до зубов. Солдаты, не все видевшие до сих пор процесс вспашки, оживленно переговаривались. Рядом с Шевенко стоял Пятнавый и философствовал.
— Что ни говори, а бороной-суковаткой много не вспашешь!
