Проводили мисс Родэ до гостиницы и пошли по магазинам. К Ерминии и Леночке присоединились механик и штурман Бауман. Механик все пытался острить, но у него не получалось. Штурман изображал морского волка, к торговле в Копенгагене относился свысока, приценялся с пониманием, сбивал цену, но ничего не брал. Леночка ахала перед каждым галантерейным прилавком. Ерминию все это немного утомляло. Хорошо бродить по незнакомому городу в одиночку.
Но вот Леночка в сотый раз, наверное, застыла перед витриной с датским фарфором, штурман и механик пустились в пространные объяснения. Ерминия же потихоньку отстала и вздохнула с облегчением...
Пересечение полярного круга отметили традиционными веселыми шутками. В подзорную трубу положили обломок спички и Леночке совершенно серьезно объяснили, что это и есть полярный круг. Она верила и не верила. Но, как всегда, заливисто смеялась. А механик в своих неуклюжих каламбурах, которые всем порядком надоели, кажется превзошел самого себя. Его отличное настроение объяснялось тем, что приближались к Тронхейму. Там у него семья. И к тому же надвигалось еще одно приятное событие — крестины его дочери.
Георгия Львовича и Ерминию механик пригласил на семейное торжество. Отказываться было неудобно. Отмечали в гостинице, владелицей которой была жена механика. Слушали шведские и норвежские песни. Дивились обычаям — выпивали без закуски, а к полуночи подали сухие бутерброды.
В Тронхейме время провели великолепно. На моторной лодке сплавали на другой берег фьорда и в березовом лесу— настоящем русском — набрали корзину белых грибов. Погода стояла отличная. Воды фьорда, спокойные и в ветреные дни, были зеркальны, отражая горы, скалы, лес и по-северному бледно-голубое небо.
А в день отплытия случилась неприятность. Утром на судно не явился механик. Не было его и к вечеру. Обеспокоенный Брусилов послал нарочного. Тот вернулся с обескураживающей вестью. Механик плыть дальше отказался: мол, ненадежная экспедиция, заработка не будет.
Впрочем, толку от механика было немного. С машиной справились мотористы, и вскоре, попыхивая дымком, шхуна оставила Тронхейм. А едва вышли в море, как паруса наполнил попутный ветер.
Обошли мыс Нордкап. Море стало суровее, берега неприветливее. Качку Ерминия переносила великолепно, как настоящий моряк, команда ее полюбила, в общем на судне она пришлась ко двору. Доверяли ей и стоять за штурвалом. Георгий Львович с циркулем в руках склонялся над картой. До Александровска оставалось немного. Там, верно, уже ждут Андреев, гидролог Севастьянов и доктор. А Мима с Леночкой сойдут. Правда, сначала предполагалось, что их путешествие окончится в Архангельске, но туда «Святая Анна» уже не поспевала. Много времени потеряли в Петербурге, Копенгагене, Тронхейме. И лето нынче необыкновенно прохладное, казалось, уходило быстрее обычного. Как встретят льды в Карском море?
В те времена Кольский залив не был столь оживленным, как сегодня. Один за другим подходят громадины теплоходы к пирсу, и никто, кроме двух портовых матросов, принимающих швартовы, их и не встречает. Кругом лес мачт, портовых кранов, шныряют автопогрузчики. Порт перерабатывает миллионы тонн грузов, и, подумаешь, велико событие — пришел очередной корабль!
А тогда было иначе. Приход судна — событие для всего города. Тем более — «Святой Анны». Ведь о ней газеты подробно рассказывают уже половину лета.
Слышались негромкие четкие команды. Взвился с бака пеньковый канат, ловко брошенный одним из гарпунеров, и несколько добровольцев на причале быстро замотали его восьмеркой за чугунный кнехт. Подали кормовую чалку.
В Александровске как снег на голову посыпались неприятности. «...Коля (Андреев. — Примеч. авт.) не приехал, — пишет в письме матери Брусилов, — из-за него не приехали Севастьянов (гидролог. — Примеч. авт.) и доктор. Нас осталось: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командующего состава. Младший штурман заболел, и его надо оставить в Александровске по совету врача...» И вот в этот критический для экспедиции момент, когда, казалось, буквально все было против Брусилова, Ерминия, которой только что исполнился 21 год, поразила всех. Внезапно заявила Брусилову, что пойдет дальше, и тот не смог устоять перед ее решимостью. Но все же настоял, чтобы она телеграфировала отцу.