А в самой Рязани случилось в 1731 году нечто вовсе удивительное: «...подьячий Нерехтец Крякутной фурвин зделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел на нее, и нечистая сила подняла его выше березы, и после ударила о колокольню, но он уцепился за веревку чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушол в Москву и хотели закопать живого в землю или сжечь»[15].
Пилатр де Розье и маркиз де Арланд, как свидетельствует история, поднялись в воздух на тепловом аэростате братьев Жозефа и Этьенна Монгольфье 21 ноября 1783 года. А таинственный «фурвин» вознес подьячего вверх на пятьдесят с лишним лет раньше! Новая веха в истории всемирного воздухоплавания! Фотоснимок рукописи Сулакадзева Родных отправляет в Мюнхенский музей изобретений и открытий. Там текст с описанием полета Крякутного переводят на немецкий и помещают в экспозицию на почетное место.
С этого времени подьячий Крякутный, чуть было не сожженный за свой богопротивный полет, начал многолетние триумфальные странствия по страницам книг и журналов. Попал даже в некоторые энциклопедии. И это стало апогеем посмертной славы Сулакадзева.
...Рукопись «О воздушном летании...» выглядела весьма солидно. Выписки Александр Иванович сопровождал ссылками на источники. Правда, исследователей смущало одно обстоятельство: никак не удавалось найти «Дела воеводы Воейкова 1730 года» и «Записок Боголепова». А из них-то и почерпнул Сулакадзев описание полетов кузнеца Черпак-Грозы и подьячего Крякутного. Утешало следующее предположение: со временем недостающие источники непременно будут обнаружены в архивах.
Так это вскоре и оказалось. Уже в 1911 году подтверждение полета Крякутного пришло из... Германии! Родных немедленно поделился этой радостью с читателями журнала «Вестник воздухоплавания». «...Из тех данных, которые закреплены рукописью Сулакадзева, — писал он в статье «Заслуга по истории воздухоплавания библиофила Сулакадзева», — недавно, по сообщению «Нового времени» от 30 сентября прошлого года, в Мюнхене была найдена в музее открытий и изобретений (курсив наш. — Авт.) Ракеевым в старом списке запись на русском языке и переводом ее на немецкий, в которой сообщается о подъеме в г. Рязани в 1731 году подьячего Крякутного на изобретенном им воздушном шаре...» Комментарии здесь, как говорится, излишни. Остается только поверить, что в этой истории А. Родных заблуждался вполне искренне и над ним в этот момент не витал дух-искуситель в образе... Александра Ивановича.
Так уж получилось, что в течение почти пятидесяти лет рукопись Сулакадзева всесторонне и критически не анализировалась. Не говоря уже о том, что никто почему-то не обращал внимания на грубые исправления в ее тексте. Правда, в рецензии на книгу А. Родных «История воздухоплавания и летания в России» журнал «Современник» в 1912 году упрекнул автора за «...неизвестно для чего приведенные им и совершенно не нужные в научном труде сведения о различных, знакомых каждому, верованиях в летающие существа, Змея Горыныча и т. п. ...».
В 1958 году сотрудница отдела древнерусской литературы Пушкинского дома В. Ф. Покровская решила восстановить в рукописи Сулакадзева первоначальный текст, скрытый под позднейшими правками. По ее просьбе сотрудник лаборатории консервации и реставрации документов АН СССР Д. П. Эрастов сфотографировал эти места в инфракрасных лучах. Результаты оказались поразительными и вместе с тем закономерными. Так, в эпизоде, помеченном 1745 годом, на воздушных змеях поднимался не «карачевец» (то есть житель Карачевского уезда. — Примеч. авт.), а, как оказалось, какой-то «кавказец». А под словами «Нерехтец Крякутной фурвин» скрывался... «немец крщеной Фурцель»[16]!
Внимательно пройдемся еще раз по рукописи «О воздушном летании...». Открывается она цитатой летописного характера о применении бумажных змеев князем Олегом. Историк Н. М. Карамзин, приведя этот текст в первом томе своей фундаментальной «Истории государства Российского», сопроводил его ироническим примечанием — «...в некоторых русских летописях прибавлено следующее забавное обстоятельство», справедливо полагая, что «бумажные змеи» были вставлены безвестными, но любознательными грамотеями-переписчиками XVII — XVIII веков. Сулакадзев по понятным причинам не привел в рукописи примечание Карамзина, а источник, на который он ссылался, относится к началу XVIII века и, естественно, не может считаться древним историческим документом. Добавим, что сомнения маститого русского историка были вполне обоснованны: бумага появилась на Руси только в XIV веке—спустя пять веков после смерти князя Олега — и даже тогда являлась большой редкостью
