В условленном месте сбора – лощине у изгиба маленькой речки Оскола, прикрытой со стороны степи холмами, – брата Всеволода с дружиной не оказалось. Пришлось прятать людей и коней в небольших дубовых рощах и в оврагах. Игорь Святославович начал беспокоиться: хоть места на первый взгляд безлюдные, однако рядом проходит Изюмский шлях, и случайный купец, заметивший ратных, половецкий охотник или пастух могут дать знать об их появлении половцам. Поскучневший Рагуил посоветовал князьям выставить дозоры.
Всеволод Святославич привёл трубчевцевскую дружину только на исходе вторых суток после договорённого срока. Дружинники Всеволода, весело здороваясь со знакомцами, повели поить коней, а князь, тоже спешившись, поспешил навстречу старшему брату, поднявшемуся навстречу ему с кошмы.
Досада на Всеволодово опоздание растаяла в радостном братском чувстве. Братья обнялись, и Игорь, отстранив от себя на мгновение Всеволода, всмотрелся в его обветренное смуглое лицо.
– Ну, ругай меня, ругай, брат и воевода! – заговорил быстро Всеволод. – Виноват я перед тобою. Неруса так некстати разлилась, что пришлось объезжать Большой лес.
Игорю было безразлично, действительно ли брат опоздал по этой причине. Главное, что Всеволод уже на месте, и они теперь немедленно, как только кони у трубчевцев будут напоены, вторгнутся вглубь степных владений Кзы. Он сказал об этом брату. Потом они согласно посетовали, что не могут достойно отпраздновать встречу. Игорь уже ответил на вопрос Всеволода о здоровье жены своей Евфросинии Ярославны (а что, мол, ей сделается?) и выбирал слова, чтобы самому побезразличнее спросить, как живётся-можется весёлой красавице Глебовне, молодой его невестке, когда подъехал Рагуил и напомнил, что пора оправлять в степь, вперёд в направлении похода, разведчиков, чтобы привезли языка. Для этого дела готов у него десяток самых смышленых ковуев. А встречу им назначить на Сальнице.
Степняки, прижившиеся под Черниговом, достали из чересседельных сумок половецкие малахаи, сменили ими свои высокие кривые смушковые шапки – и стали неотличимы от половцев, во всяком случае, пока не заговорят или пока не можно будет разглядеть узоры на их кожухах. На то и был расчёт, чтобы подобраться к будущему языку поближе, а там уже и арканы в ход пойдут. Старший ковуй пошептался ещё с Ольстином, в конце разговора они, одинаково оскалившись, хлопнули друг друга по железным плечам. Затем ковуи наскоро помолились своим идолам, извлечённым с почтительными поклонами из сумок, и растаяли, наконец, в сумерках.
– Уж не посетуй, брат, – снова обнял князь Игорь брата, и облачко пыли поднялось над грубым дорожным плащом Всеволода. – Даю тебе только час на отдых. Сам понимаешь, время теперь – золото. Чтобы не пришлось вам догонять наши отдохнувшие дружины, поедете впереди, сразу за мною и Рагуилом.
Всеволод кивнул согласно, взлетел на коня (будто не трясся в седле целый день!) и поехал распоряжаться.
Через два дня Рагуил вывел войско к речушке Сальнице, на правом берегу которой к нему должны присоединиться разведчики.
– Они уже здесь! – воскликнул дальнозоркий старец. – Завидели нас, садятся на коней.
Князь Игорь пришпорил усталого Игруна, Рагуил и Ольстин поскакали следом. Дорогой Игорь пересчитал: десять всадников с десятью заводными. Пленника нигде не видно. Или лежит, связанный, в траве?
Старший из посланных за языком ковуев, уже в племенной своей шапке и с серебряной гривной на шее, выехал навстречу князю Игорю и поклонился. Ольстин Олексич, недовольно поджав губы, заставил жеребца развернуться за спиною ковуя и встал рядом с ним.
– Что скажешь… э-э-э, славный батыр Алпар? И почему не показываешь своего пленного? – спросил ласково князь Игорь.
Ковуй поцокал языком. Потом наклонил голову и заговорил, медленно, но правильно выбирая русские слова:
– Не можно было взять пленный. Нет язык! Нет чабаны! Все стада отогнать в Великий степь. Далеко. Видел я только ратных. Ездят с доспехом.
Сказанное разведчиком было до того неприятно Игорю, после соединения с братом снова уверовавшего в лёгкий успех похода, что он не захотел сразу эти слова обдумывать. А подумал, что ковуй похож, пожалуй, на Всеволода. Скулы такие же, раскосые глаза прорезаны так же на плоском тёмном лице, и похоже кривит узкогубый рот, когда недоволен. А почему бы им и не походить друг на друга? Кровь половецких бабок у братца Всеволода гуляет ближе к смуглой его коже, а у него, белокожего Игоря, ближе к сердцу. Всеволод же сердился на степняков, обвиняя их в том, что слишком похож на них. В отрочестве его не утешали и заверения отца их покойного, что великий князь киевский Андрей Боголюбский едва ли не более косоглаз и кривоног, а вон какую славу и честь имеет! Впрочем, и варяжская кровь рано дала себя знать… Ольстин что-то ему сказал, Ольстин, из-за которого и заварилась вся каша!
