Скрывать уже не было смысла, я все рассказал.
— Месть богов… бедный мальчишка! — прошептал Милфорд. Дорого же он заплатил за встречу с нами… Э, все равно теперь! Алек, я вас знаю, вы чересчур совестливый — сейчас же, при мне, снимите талисман с Анга! Я не дам вам покоя все равно — снимайте! Это просьба умирающего. И это — для людей, поймите вы!
Я не мог отказать Милфорду. Прикусив губы, прикоснулся к похолодевшему телу Анга, поглядел на его потускневшие, широко раскрытые глаза. Перерезал перочинным ножом тонкую золотую цепочку и снял талисман, принесший гибель уже двум его обладателям. Милфорд повернулся на бок и напряженно следил за мной.
— Да, вот так милость богов! — сказал он. — «Дешевый крест из серебра, спасающий от бед»! Помните Киплинга, Алек, — балладу о датчанине Гансе? Он носил амулет, подаренный невестой, и был убит в драке… впрочем, бог с ним, с Гансом… Постойте, Алек, о чем я? Да, так вот… когда Анна… австриячка Анна… впрочем, нет, не Анна, а Кэтрин… да, Кэтрин… я ведь и сам говорил, Кэт, что в Англии мне делать нечего, ты права… но если бы…
Он начал бессвязно бредить и кричать. Монах снова появился из расселины и внимательно поглядел на нас. Обращаясь ко мне, он поднял вверх два пальца, потом указал на Милфорда. Жестами он объяснил мне, что Милфорд умрет через два часа. Я отрицательно покачал головой. Тогда он приподнял руку Милфорда и показал мне. Я застонал от ужаса: от ногтей вверх по руке уже ползла знакомая мне бархатная чернота. Почернели и кончики ушей; узкие черные полоски легли вокруг глаз. Не было сомнений: Милфорд умирал. Однако монах вновь принес свое таинственное снадобье и обтер им Милфорда. Я попытался узнать у него, что это — он указал на небо. Я вяло подумал, что, пожалуй, и вправду рецепт этого лекарства прилетел с какой-то другой планеты. Оно, видимо, не излечивало, а просто на время поддерживало умирающий организм и, может быть, немного снимало боли. К Милфорду опять вернулось сознание, на этот раз совсем ненадолго.
— Алек, скоро конец, — сказал он совсем тихо. — Не забудьте взять пластинки и прибор… Я думаю, это особый металл, он не становится радиоактивным. Ведь отец Анга все-таки хоть минуту, да был в храме, а Анг не заболел от пластинки. Так что… А прибор проверьте по циферблату часов, — если они будут сильней светиться при нем, спрячьте его куда-нибудь под камни и заметьте место… пусть за ним придут потом… Алек, дайте еще глоток… все темно… Помните, вы должны это всем рассказать… это великая сенсация… впрочем, к дьяволу сенсацию… вы должны понять, это очень важно. Расскажите там, своим, у вас есть толковые люди, пусть приедут сюда… покажите им все… не забудьте плевку… Лицо его быстро чернело; громадное черное пятно проступило на лбу.
Голос все слабел; я лег рядом с ним, чтоб слышать.
— Скажите, что мы заблудились… Случайно попали сюда… случайно… пусть шерпы молчат… да, они умеют молчать… если б не мы с вами, никто бы об этом не узнал… Алек, не забывайте меня, доведите это до конца… пусть ищут… обещайте мне, обещайте… даже если не верите, все равно…
Я крепко сжал холодеющую, почерневшую руку Милфорда; он ответил мне чуть заметным пожатием и какой-то тенью улыбки: он понял.
— Вы хороший парень… — прошептал он. — Все кончено… вот теперь я умираю… прощайте…
Он умер через минуту. Вздохнул, вытянулся, судорожно откинул голову набок — и все. Я упал рядом с ним и впервые в жизни потерял сознание — от горя и тяжелой усталости. Когда я очнулся, надо мной стоял монах и бормотал что-то. Мне было так плохо, что я подумал: «Наверное, тоже Черная Смерть», и даже посмотрел на свои пальцы. Монах понял, о чем я думаю, и отрицательно покачал головой. Он поднес к моим губам флягу, и я послушно отхлебнул коньяку. Потом он заставил меня подняться и знаками показал на пещеру. Я кивнул головой. Темнело; по ущелью с воем несся сырой ледяной ветер; шерпов все не было. «Ночью в горах ходить нельзя, они где-то ночуют», - подумал я. Задыхаясь от слабости, я вынул из фотоаппарата Милфорда катушку с пленкой, достал из его кармана две пластинки — такие же, как та, что в талисмане Анга, только побольше — и еще какой-то странный голубой прибор, очень маленький и изящный. Я вспомнил совет Милфорда и поднес поочередно пластинки и прибор к циферблату своих часов; свечение не усилилось. Тогда я рассовал все это в карманы и пошел вслед за монахом. Меня шатало, голова нестерпимо болела, и я почти не понимал, что происходит кругом. В пещере я сразу повалился на какое-то ложе, покрытое ковром, и уснул…
