— Сайн байн-у? (Как ваше здоровье? Здравствуйте.) Куда вы едете?
— В аймачный центр, — ответил отец, вежливо здороваясь с незнакомцем. — Везу моего сына, вот этого, в школу.
— Хорошо, что мы встретились. А я объезжаю аймак на машине, чтобы собрать по дальним аилам своих будущих учеников. Сегодня мой путь лежал к вашей белой юрте.
Я вздрогнул, услышав эти слова. Значит, этот высокий сухопарый человек и будет моим наставником в течение долгого времени. Все пути назад отрезаны. Для меня начинается новая жизнь, а я с большей охотой остался бы еще дома и играл с братьями. Но ничего не поделаешь, надо отправляться в неизвестное.
— Он мне кажется шустрым парнишкой, увидите, что ваш сын многого добьется в жизни. Жаль только, что он не умеет говорить, — шутливо сказал мой будущий учитель.
Я не смел заговорить и все теснее прижимался к лошади. Хорошо бы прирасти к ней и никогда не расставаться! Я так увлекся поводьями, что даже не заметил, как взрослые попрощались. Мы поехали дальше, а машина в мгновение ока скрылась из глаз.
До аймачного центра мы добрались только вечером. Я никогда еще не был в городе, и многое там меня поразило: большие дома, красивые улицы, свет, лившийся из каких-то стеклянных чаш, висевших на столбах. Мы остановились у какой-то огромной юрты, слезли с лошадей и привязали их к столбу. Я тут же подумал, что интересно как-нибудь залезть на этот столб. Отец проследил за моим взглядом и разгадал мои намерения.
— Будь осторожней, сынок, в проводах там наверху бегает ток. Он приводит в движение машины и зажигает лампочки. Но если невежественный человек дотронется до провода, ток погубит его.
Слова отца навели меня на грустные размышления. Так вот каков этот новый мир! Если человек чего-нибудь не знает, то может считать себя покойником.
Войдя в юрту, я сразу же разглядел нескольких мальчиков, моих сверстников. Они сидели вокруг стола, во что-то играли и заливались хохотом. Из глубины юрты вышла пожилая женщина и посадила нас с отцом на лавку у кроватей; в юрте с двух сторон стояло много кроватей, а посредине топилась железная печь. С потолка свешивались две светящиеся чаши, очевидно, ток проникал и в юрту. Старуха угостила нас чаем. Я ерзал по лавке. Мне было непривычно так сидеть и очень хотелось посмотреть, во что играют дети. Но мальчики не обращали на меня никакого внимания.
Вскоре женщина принесла тарелку с бараниной и другую с сыром. Угощение она поставила перед нами на стол. Я заметил, что отец внимательно рассматривает помещение.
— Значит, мальчик будет жить здесь? — спросил он.
— Да, это и есть интернат, — ответила женщина.
Вдруг послышался треск и шум и из угла донеслись звуки музыки. Сколько я ни смотрел, мне так и не удалось обнаружить того, кто поет и играет. Дети замолчали и внимательно слушали. Я не мог больше выдержать, сполз с лавки и подошел к ним.
— Где певец? — спросил я у одного мальчика.
— Там, в ящике, — показал он в угол и с горделивым превосходством стал объяснять мне: — Старик поет вовсе не здесь, а в Улан-Баторе.
Я ничего не понял. В наш разговор вмешался смуглолицый мальчик одного со мной возраста:
— Старик в столице спел в ящик, а потом ящик привезли сюда и открыли.
— И вовсе не так, — прервал его первый мальчик. — Это радио. Ты никогда не слышал, что такое радио?
Но теперь у меня был приятель. Почувствовав себя уверенней, я взял его за руку, и мы подошли к ящику. Заметив, что в нем горит какая-то лампа, я тут же сделал открытие:
— В ящик тоже проходит ток, — заявил я не совсем уверенно.
— Я же сказал тебе, что голос идет сюда из столицы, — не сдавался мой приятель.
Мы горячо заспорили. Я и не заметил, как исчез отец. Он появился только на следующее утро, когда я проснулся. На новом месте мне плохо спалось. Отец разговаривал у входа со вчерашним мужчиной. Мне удалось поймать несколько слов, и я понял, что говорят они обо мне. Наступило время прощаться, и отец вскочил в седло. Я долго смотрел ему вслед, пока он не скрылся среди домов.
С тех пор прошло много лет, я окончил университет, но никогда не забуду тот первый день, когда для меня началась новая жизнь.
