По Семиречью - страница 117
Как быстро промелькнуло время! Уже полночь, пора спать. Скалистые горы стали совсем черными. Всходит луна. Затихает ветер. Не спится. Завтра конец нашего путешествия.
Громадная древняя земля светится под луной, и так в ней тихо, что слышно биение сердца и шум крови в сосудах.
Во сне я вижу, как странные люди в фантастических костюмах старательно высекают на камнях рисунки; как по горам, легко перепрыгивая с камня на камень, скачут горные козлы, горные бараны, носятся легкие дикие кони с развевающимися хвостами и гривами, степенно бредет могучий тур с налитыми кровью глазами, рядом с кибиткой, сложенной из камня, пасется странный зебу, охотник с луком подстерегает добычу, отчаянная собака вцепилась в морду оленя и держит обезумевшее от страха животное в ожидании хозяина, а он, пригнувшись, скачет на лошади с луком в руке с холма на холм. Я вижу сцену праздника: ряженые фигуры выплясывают в кругу хоровода, под громкие крики всадники с копьями и перекошенными от злобы лицами мчатся на мирных, упавших на колени беззащитных людей. Потом я слышу топот множества ног и тихую, гортанную песню и просыпаюсь. Мимо нас чабан гонит овец и поет о степном раздолье, о пустынных горах, о своих заботах и чаяниях.
— Как называется это ущелье? — спрашиваю я чабана.
— Тамгалы называется, — охотно отвечает он. — По-русски «рисунки». Видишь, сколько на камнях нарисовано? Посмотри хорошо. Нигде нет таких камней. Тамгалы!..
Собирая в последний раз вещи, я думаю о том, что случайность нередко играет нашей судьбой. Совершенно случайно наше путешествие началось с наскальных рисунков, чисто случайно оно ими и закончилось…
Наша маленькая машина мчится к горам. Все ближе Заилийский Алатау, и уже хорошо различимы его отдельные вершины. Внезапно показывается ленточка асфальтового шоссе с бегущими по ней автомобилями. Еще час пути — и в дымной завесе проглядывают очертания большого города. Впереди совсем другая, наша прежняя жизнь, от которой мы уже успели отвыкнуть, и планы о новых путешествиях и интересных находках.
Змея-стрела на мгновение застыла, подняв переднюю часть туловища.
Под камнями спят скорпионы.
Фаланга дерзка, но не ядовита.
Застыв как изваяние, на нас смотрел джейран.
Такырная круглоголовка — типичный житель каменистой пустыни.
В палатку на свет прибежал слепушонка.
На нас глядел заяц-песчаник.
Со стороны подгорной равнины хорошо видны горы Чулак.
Река Или, небольшая рощица туранги и вдали горы Чулак.
На ночлег фазаны забиваются в непролазные чащи.
В средней части подгорной равнины располагалась древняя черная ограда.
Песчаный удавчик — миролюбивое создание.
Каракурт — робкий и боязливый паук, хотя и очень ядовитый.
Поющая гора со стороны реки выглядит очень эффектно. О ее размерах можно судить по крошечной фигурке человека, поднимающегося по гребню.
Подножие Поющей горы и погребаемый песком белый саксаул. Сзади Большой Калкан.
По склонам гор бродили молодые козлята.
Ветры, дожди, холод и жара сделали такими причудливыми каньоны Чарына.
Глиняные горы производят глубокое впечатление своим необычным видом.
По земле носятся неугомонные муравьи-бегунки.
С вершины гор открывается панорама каньона с бегущей по его дну рекой Чарын.
Горная куропатка — кеклик — грациозная птица.
Всюду путь по берегу преграждается высокими утесами.
Под кустиком терескена мы нашли крошечного зайчонка.
Щитомордник — ядовитая змея, родственник опасных гремучих змей.
Используя самосъемку, наш «экспедиционный отряд» сфотографировался на прощанье с каньонами Чарына.
Большая песчанка — любопытный зверек.
Агама застыла на своем наблюдательном посту.
Кузнечик-зичия — самка.
Муравьи-жнецы — одни из многочисленных жителей пустыни.
Большие голубые стрекозы устроились на ночлег.
Над берегом озера летали черноголовые хохотуны.
За скалой будто поднялся занавес и открылось озеро Балхаш.
Озеро было неспокойным.
С громкими криками в воздухе летали ходуленожки.
Над берегом летали стайки озерных чаек.
Среди камней затаилась пустельга.
На пути такыр с редкой растительностью.
Это был малый тушканчик.
На нас с любопытством смотрела молодая пищуха.
