«Сохар» продолжал идти к устью Жемчужной реки, лавируя между скалистыми островами. Над нами висели круглые, розовато-золотистые облака, казалось, пропитанные светом и теплом; далее, к небосклону, над дельтой реки теснились синие облака, а над линией горизонта облака казались иссиня-черными, готовыми пролиться дождем на опускающиеся к морю холмы. Вся эта картина напоминала традиционный китайский ландшафт, каким его рисуют художники; не хватало лишь джонок в море.
Изучив дельту Чжуцзян по имевшейся у меня карте, я нашел для нашего корабля подходящее место стоянки на ночь, решив бросить якорь у острова Сан-чао-шань, высуты которого вполне могли защитить нас от южного ветра. Разглядывая карту, я размышлял о том, когда же в последний раз арабский торговый парусник посетил эти края. Четыреста лет назад? Еще раньше? Согласно арабским хроникам, торговля арабов с китайцами была прервана в 950 году, когда китайская армия опустошила Кантон, истребила иностранных торговцев и сожгла их дома. Торговля эта, конечно, позже возобновилась, ибо известно, что китайским фарфором в течение по крайней мере шести последующих столетий торговали в Омане. История торговли представляет собой столь запутанный и сложный конгломерат своих составляющих (торговые сухопутные и морские пути, перевалочные пункты, товарообмен, конкуренция, столкновение интересов), что до сих пор — в связи с отсутствием надежных и достоверных источников — изобилует белыми пятнами, которые только начали заполняться современными археологами. Однако не вызывает сомнений, что Чжуцзян — Великая Река, как ее называли арабы — еще тысячу лет назад служила связующим звеном взаимовыгодной и успешной торговли между Оманом и далеким Китаем. И когда «Сохар» вошел с приливом в устье этой реки, я не только посчитал этот момент знаменательным, ибо он означал успешное завершение нашего путешествия, но и понадеялся, что наше долгое и опасное плавание приумножит славу арабских мореходов Средневековья, ходивших в Китай через семь морей.
Подойдя к острову Сан-чао-шань, мы вошли в небольшой заливчик, защищенный от южных ветров холмами, амфитеатром опускавшимися к воде. В заливчике уже нашла приют на ночь небольшая рыболовная джонка, но на ее борту никого не было видно.
— Грот на гитовы! — скомандовал я, и грот, собираясь в складки, стал подниматься к рею.
— Отдать становой якорь!
Под грохот цепи якорь ушел на дно. После десятиминутной молитвы оманцы вместе с другими членами экипажа стали опускать грота-рей. Рангоутное дерево, скрипя и даже, казалось, охая, пошло последний раз вниз, чтобы наконец обрести покой, уподобляясь усталому путнику, опускающемуся после дальней дороги в скрипучее, но покойное кресло.
С наступлением темноты в залив вошла еще одна рыболовная джонка. Вероятно, мы пришли в одно из тех мест, где рыбаки проводили ночь. Мы зажгли якорные огни: один на корме, другой на бушприте. Однако рыбакам до нас дела, видимо, не было. Арабский дау интереса у них не вызвал. «Сохар» повернулся на якоре носом к ветру, после чего замер, уподобившись птице, севшей на ветку после длинного перелета.
Утром по небу заходили темные облака, время от времени проливавшиеся дождем. Накануне наш экипаж проделал большую утомительную работу, и потому люди проснулись поздно, и только в полдень мы снялись с якоря и пошли под кливером и бизанью вверх по реке, изобилующей множеством островов с редкой, чахлой растительностью. Мы ожидали, что нас встретит дежурный катер или лоцманский бот, однако нас никто не встречал. Река, как и прошлым днем, была почти пустынна, лишь вдали виднелось несколько джонок — рыбаки, занятые промыслом, не обращали на нас никакого внимания. Мы прошли по дельте реки около десяти миль, но нам вполне могло показаться, что мы все еще пребываем в открытом море в ста милях от берега.
В конце концов во второй половине дня мы встали на якорь в ста ярдах от берега, на котором располагалось здание, похожее на казарму. Впрочем, назначение этого здания я определил лишь потому, что рядом с постройкой увидел группу солдат. Они заметили нас, и один из них побежал на холм, видимо, с донесением, после чего с холма спустился сержант. Взглянув на невесть откуда взявшийся парусник, он повернулся и, последовав примеру солдата, побежал обратно на холм. Сержанта сменили два офицера. Вооружившись биноклями, они стали рассматривать наш корабль, но тем дело и ограничилось.
