Боги благоволили нам и скоро воин пришел в себя.
— Что…, где мы? — спросил он и попробовал сесть, но застонал и повалился на спину.
— Вы ранены, господин, — ответил я, — мы прячемся в лесу.
— Ранен, куда? — спросил Тагон ощупывая себя, — где мое оружие?
— Вы ранены в бок, — ответил я, протягивая ему меч и магический жезл.
Тагон обжег меня яростным взглядом, схватил оружие и прижал к груди. Конечно мне не следовало прикасаться к его вещам, но тогда они остались бы на болоте.
Воин закряхтел и опять попытался сесть. Я бросился к нему на помощь. С большим трудом мне удалось его посадить, прислонив спиной к молодой березе, которая росла на краю поляны.
— Что случилось? Как мы оказались здесь?
— Вы потеряли сознание, и я вынес вас с поля боя.
— Сбежал значит, — сказал Тагон.
Мне стало обидно, если бы не мое усердие его бы уже не было в живых.
— Говорите тише, господин, — буркнул я, — нас могут услышать степняки.
— Не трясись, — проворчал он, — в лес они не полезут. Лучше подай мне сумку и разведи огонь.
— Но, господин, — взмолился я, — если степняки учуют дым они найдут нас.
— Делай, что сказал. Просто запали кусок бересты.
Я принес ему сумку и принялся высекать огонь. Кругом все было сырое, ветки не хотели гореть, поэтому мне пришлось надергать из рубахи сухих ниток. Скоро крошечный костерок задымил.
Пока я возился Тагон отложил оружие в сторону и принялся копаться в сумке. Я очень боялся, что от удара копья разбились какие-нибудь таинственный баночки и колдовские снадобья перемешались, но на мое счастье ничего стеклянного внутри не оказалось. Скрипя зубами от боли, он выбросил на траву помятый маленький походный котелок, холщовый мешочек и какие-то тряпки. Видимо ему никак не удавалось найти нужное. Наконец он облегченно вздохнул и вытащил из сумки жестяную баночку причудливой формы.
— Помоги снять повязку.
— Но, господин…
— Снимай!
Я повиновался, листья подорожника попадали на траву. И зачем я только старался?
— Сейчас я прижгу рану, — сказал Тагон, вытаскивая из банки тугую пробку, — если потеряю сознание не пугайся, просто опять меня перевяжи. Понял?
— Да, господин.
Тагон наклонил жестянку и высыпал на рану какой-то черный порошок. Было видно, что ему очень больно. Лицо воина посерело, на лбы выступила испарина. Тем не менее он аккуратно закрыл странную баночку, отложил ее в сторону и только потом протянул руку.
— Огонь.
Я передал ему разгоревшийся кусок бересты и на всякий случай отодвинулся в сторону. Кто знает, что он задумал? Если воин собирается лечиться при помощи магии, лучше держаться от него подальше.
Тагон повел себя странно. Он зачем-то огляделся по сторонам, выругался в полголоса и вдруг приложил горящую бересту к ране. Черный порошок мгновенно вспыхнул, воин замычал, замотал головой от боли и без чувств повалился на траву.
— Ну вот, — проворчал я, — опять все сначала.
Конечно магическое средство помогло лучше подорожника. Одно дело закрывать травой порез на пальце и совсем другое дырку в боку. От странного порошка и огня кровь запеклась. Я перевязал рану и уложил воина поудобнее.
Наверно в этот раз он придет в себя нескоро. Признаться, я был этому рад. Сейчас нам нельзя было шуметь, а Тагон не смотря на рану похоже не собирался долго отсиживаться в чаще.
На лесной поляне мы просидели до утра. Тагон то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Мне не терпелось узнать, чем закончился бой у моста, поэтому пока воин лежал в беспамятстве я несколько раз пробирался через заросли к болоту. Сначала путь от дороги до поляны показался мне чрезвычайно долгим, но теперь я мог с уверенностью сказать, что от места сражения мы ушли недалеко. Укрывшись в кустах, я отчетливо слышал ржание лошадей и окрики всадников. Похоже теперь Паус и пригороды были целиком в руках степняков. Несчастные горожане так и не дождались подмоги. Бедный Холин и его семья. Что с ними стало? Живы ли?
Бродя по лесу, я насобирал полные карманы грибов, тронутые первыми заморозками они стояли под кустами вялые и сморщенные. Какая никакая, а еда. Других припасов у нас с собой не было. Свою котомку я потерял, а в сумке Тагона не оказалось ничего съестного, поэтому я обрадовался поздним грибам словно редкому лакомству.
