— Ага, — охотно кивнула женщина. — Родня у нас там. Дальняя, но все же. Думаю, не выгонят вдову с сиротой, — слишком весело сказала она.
— Да уж, вот уж они обрадуются, — хмыкнула грудастая тетка тем самым визгливым голосом, что разбудил Олега.
Она занимала боковое место. В данный момент тетка уплетала шмат сала, закусывая его соленым огурцом и запивая все это добро бутылкой молока.
И Сташевич понял вдруг, отчего так серьезна девчоночка — она изо всех сил старалась не смотреть на жующую тетку. Даже побледнела от напряжения.
Мать, коротко взглянула на тетку, хотела что-то ответить, но передумала, прижала девочку к себе и ласково зашептала что-то в маленькое ушко.
«Эх, и угостить нечем! — с досадой думал Сташевич. — Все вчера подъел. Когда же они сели? Видно, к ночи уже, когда я спал.»
Он хотел отвлечь девчоночку стишком или загадкой, но, бросив случайный взгляд в окно, замер. Они проезжали окраину какого-то не то хутора, не то поселка. Редкие мазанки только-только начали появляться недалеко от опушки леса. И вот от одной из них бежала через поле к лесу молодая женщина. В белом платье или длинной рубахе — не поймешь, она неслась пулей, полные голые икры мелькали в высокой траве. Черные волосы развевались за спиной. Олег успел разглядеть, как из леса вышел мужчина в полувоенной форме. Вот к кому она так спешила.
Какой удивительный кадр! Запомнить! Непременно запомнить — и этот вагон, и злобную тетку. И голодную девочку, и через окно, — именно через окно — двое людей, несущихся друг к другу, любящих друг друга наперекор. чему? Ну это можно придумать. Поезд тем временем проехал мимо дома, выделявшегося среди прочих основательностью и ухоженностью. На стене дома была выведена белой краской надпись. Олег прочитал: «Дубровицкий сельсовет».
Дубровицы. И название какое славное.
К зданию сельсовета подъезжал «виллис», за ним — открытый грузовик с солдатами…
— Мужчина! Так вы нам поможете? — тронула его за рукав женщина.
— Да, да, конечно!
Олег потащил к выходу тяжеленный фанерный чемодан.
ИЮЛЬ 1945, Дубровицы
«Виллис» подъехал к сельсовету. Из машины вышли двое: офицер НКВД и некий мужчина в штатском. Солдаты — около двух десятков — выпрыгивали через борт грузовика, разминали затекшие ноги.
Двое вошли в избу.
— Здрасьте! — коротко поздоровался офицер. — Председатель на месте?
— Здравствуйте, товарищи! — Женщина-секретарь поднялась из-за стола, испуганно оглядывая посетителей. Особенно того, что в штатском. — Мирослав Иванович в кабинете. Я сейчас доложу.
— Не надо, — отстранил ее тот, что в штатском.
Двое скрылись за дверью, над которой висела картонная табличка с начертанной химическим карандашом надписью: «Председатель сельсовета»
Из-за стола навстречу вошедшим поднимался подтянутый мужчина лет под сорок с коротко стриженными, тронутыми сединой темно-русыми волосами. Светло-серые глаза в темных лучиках приветливо и внимательно оглядывали вошедших.
— Вы председатель? — коротко осведомился офицер НКВД.
— Да, товарищ капитан. Ковальский Мирослав Иванович, — представился он. — А ваши документы, извиняюсь?
Ковальский внимательнейшим образом изучил удостоверение и капитана и второго, в штатском, — как оказалось, контрразведчика.
— Садитесь, товарищи! Чем, как говорится, могу?
— В вашем районе прошлой ночью совершено дерзкое нападение на военную колонну. Разграблены и сожжены два грузовика с продуктами, — сухо излагал капитан.
Видимо, он был контужен: узкое лицо то и дело подергивалось судорогой.
— Да что вы говорите?! — председатель удивленно поднял брови.
— Вы что-нибудь слышали об этом? — не реагируя на удивление, все так же сухо ставил вопросы капитан и заносил ответы в блокнот.
— Нет. У нас здесь все тихо, — миролюбиво откликнулся Ковальский. — А где именно это случилось?
— По дороге на Львов. В пяти километрах от вашего хутора.
— Матерь Божия… ой, извиняюсь, товарищи. И что, есть убитые? — шепотом спросил он.
— Восемь человек убито, включая офицера.
— Вот беда-то! Упокой их души. — пробормотал председатель и поднял было два пальца, но креститься передумал.
— У нас приказ начальника ОКР
