Девушки опешили.
– Быстро!
Девушки не двигаются.
– Зачем? – наконец задает вопрос Анна.
– Здесь не задают вопросов! Здесь только выполняют приказы!
Наташа первая расстегивает пуговицы, поднимает подол платья и остается в нижнем белье. Она не знает, куда деть платье.
– Кидай на пол! А ты что стоишь?
Анна тоже скинула платье. Наташа уже сняла лифчик, оголив большие груди. На недовольном лице старой женщины впервые мелькнула улыбка. Она указала Наташе на трусы: «И это».
Наташа сняла. Голая, она стоит и с вызовом смотрит на старую женщину: что дальше?
– Я не могу! – произносит Анна.
– Сними!
Анна взорвалась:
– Что вам от нас надо? Что? Идите к черту!
Женщина резко ударила ее по лицу.
Анна сняла трусы.
Женщина собрала разбросанные по полу девичьи наряды и вышла. Девушки вновь остались одни. Только сейчас они заметили дверь. Дверь полуоткрыта. В темноте угадывался кто-то, наблюдавший за ними.
– Я чувствую, что на нас оттуда смотрят, – шепчет Анна.
– Я тоже.
Они глядят на полуоткрытую дверь. Скрипнула другая дверь на противоположной стене, вошел молодой высокий майор. Он вежливо поздоровался с девушками.
– Что будем петь?
– Петь?!
– Начнем с Чио-Чио-сан! – Майор улыбнулся дружелюбно, ласково. – Согласны, Анна Шагал?
Анна молчит. Бесшумно подошла старая женщина, оторвала Анины руки от грудей. Звучат аккорды, Анна берет дыхание, но, не издав ни звука, падает как подкошенная.
Майор оборачивается к полуоткрытой двери.
Старая женщина склоняется над Анной, дает ей вдохнуть нашатыря.
– Давайте я спою! Хотите каватину Розины?
– Браво!
– Ноты у вас есть?
– Да. Конечно.
Наташа запела каватину Розины.
Майор аккомпанирует ей так умело, словно они репетировали не один день этот музыкальный номер.
Старая женщина входит в темную комнату. За большим письменным столом сидит генерал НКВД Александр Сергеевич Галахов – хозяин особняка. Шея у него в гипсовой повязке. Сидит он не шелохнувшись, словно большая римская статуя. Смотрит в проем двери, где видна поющая голая Наташа Филиппова.
– Что с девочками делать? – спрашивает старуха.
– Молчи, – произносит Галахов.
Наташа поет. Галахов внимательно слушает.
В кабине лифта дома Анны Шагал спиной к пыльным зеркалам стоит Эрвин Кристофер. У него в руках букет роз. Тусклая лампочка освещает фетровую шляпу американца и большие белые бутоны. Лицо Эрвина в тени.
Слышен скрип старого, несмазанного механизма лифта. Эрвин выходит из лифта и звонит в дверь. В дверях появляется человек в полосатых пижамных штанах и майке. Он показался Эрвину знакомым. Днем этот человек стоял на грузовике, изображая Ленина.
– Простите, мне Анну….
– Она на концерте, – отвечает Ленин.
– Я знаю. Концерт уже кончился. Это вот цветы для нее.
– Ты говоришь как-то не по-русски…
– Я американец.
– Водку пьешь? – приглашает Ленин.
Небо над городом Зубы в праздничном салюте. Они рассыпаются цветными гроздьями. Горят прожекторы, они высвечивают в темноте портреты коммунистических вождей. Едет черная машина. Набриолиненный лейтенант сидит на переднем сиденье, повернувшись к Анне, которая забилась в угол.
– Никому ни слова. Иначе, сама знаешь…
Анна молча слушает лейтенанта.
– Если что, никуда от нас не скроешься. Договорились, девочка?.. Сегодня ты вела себя не лучшим образом. Но Александр Сергеевич простил тебя и хочет с тобою встретиться вновь.
Машина подъехала к дому Анны. Лейтенант вышел, открыл дверь, помог Анне выйти.
– Завтра я за тобой заеду… О Наташе не беспокойся. Думай о себе… Хорошо?
Анна идет по узкому, темному коридору. На стенах висят старые велосипеды, стоят сундуки, кованые, огромные. Общий телефон. Кошки. Из крана на кухне капают быстрые капли. Навстречу Анне по коридору идет в полосатых пижамных штанах Ленин.
– Все ушли смотреть салют.
Анна молчит.
– Как твой концерт? Днем я крепко выпил, потом спал, проснулся, смотрю – уже поздно, спасибо за билет, но так получилось… Извини. Все хорошо прошло? – спрашивает Ленин.
– Хорошо.
Голос у Анны низкий, словно в горле ее что-то треснуло.
– А что ты такая плохонькая?
– Нет. Все хорошо.
– Что с голосом? Давай напою тебя горячим чаем…
– Мне помыться надо…
