Неприятности начались с момента, когда друзья гуляли по кипарисовой аллее и к их ногам упала кисточка для бритья. Она была выброшена с балкона четвертого этажа. Человек с намыленными щеками стоял на балконе; толстый и рыхлый, он выглядел монументально и смешно.
– Это он! – шепотом произнес Абаев.
Два дня тому назад в черной «эмке» прибыл этот человек в санаторий, встреченный администрацией чуть ли не с оркестром и музыкой. Пионеры поднесли ему цветы. Он, усталый и бледный, вышел из автомобиля, хмуро огляделся, близоруко щурясь, достал из нагрудного кармана пенсне, водрузил на переносицу, улыбнулся девочке-пионерке, взял у нее букет, потрепал вялой рукой ее загорелый бронзовый подбородок, долго смотрел на красивое девчоночье лицо, потом молча, ни с кем не здороваясь, вошел в стеклянные вертящиеся двери.
В столовой он не появлялся, ему относили завтраки, обеды и ужины в палату.
Поздно ночью Ноэ и его друзья были поражены странным зрелищем – по темному парку бегал фосфорический спортивный костюм. Лица хозяина костюма не было видно, сам же костюм мерцал голубым тусклым светом. Как огромных размеров светлячок, появился он из-за кустов, с громким сопением пробежал мимо Ноэ, Красоткина и Абаева, завернул на боковую дорожку и замелькал меж кипарисовых ночных стволов.
Фосфорические наряды были странной и недолгой модой конца сороковых годов.
Фосфорические бусы на женщинах, фосфорические мужские галстуки, фосфорические туфли – эти новинки буржуазных законодателей мод прокрались в нашу швейную индустрию, но не смогли утвердиться, получить вид на жительство. Но кое-где на новогодних балах, на концертах, в ресторанах можно было увидеть дам в фосфорических вечерних платьях и кавалеров в фосфорических костюмах. Это был шик конца сороковых.
На песке валялась кисточка для бритья. Грек Илиопуло, местный парикмахер, бежал к ней, волоча правую негнущуюся ногу. Илиопуло поднял кисточку и быстро побежал назад к вертящейся санаторской двери.
В полдень в парикмахерской он сам завел разговор о человеке в пенсне.
Ноэ брился, друзья дожидались своей очереди.
– Капризный, как ребенок. Жесткая, говорит, кисточка. Вырвал из рук и выкинул с балкона. А у меня другой кисточки нет. Потом бритву долго проверял… К такому клиенту я больше не ходок…
– А кто он? – спросил Красоткин.
– Какая-то шишка…
Илиопуло размахивал соломенной шляпой, развеивая духоту своей парикмахерской, обклеенной вырезками из журнала «Огонек». Военачальники, полководцы смотрели на маленького грека, сочувствуя ему. Илиопуло ткнул шляпу в пышные усы Буденного:
– Я самого Семен Михайловича брил. А этот кто такой? Кисточка ему не понравилась… – Илиопуло протянул кисточку Абаеву: – Попробуй и скажи…
Абаев провел ею по каменным скулам:
– Шелковая…
– Бархатная! – сказал Илиопуло.
Ночью они увидели в кустах фосфорический костюм – он тихо стонал.
– Вам плохо? – спросил Красоткин.
– Ногу подвернул…
– Помочь?
– Поднимите меня.
Они подняли тяжелое тело. Человек попытался сделать шаг, но вскрикнул от острой боли и стал оседать. Абаев подхватил его и поволок к санаторскому зданию.
Поддубная, которую они встретили в коридоре, присоединилась к спасательной команде, ловко обработала больную ногу, уложив человека на кровать в его большой палате люкс.
– Чудесница моя! – ласково произнес человек, потрепав Поддубную по щеке.
Задержал руку на ее сильном породистом подбородке, поглаживая его, он перестал стонать, увлекся лаской, забыв о присутствии мужчин. Один из них сверкал недобрыми осетинскими глазами. Ревность Абаева осталась незамеченной.
– Друзья, как насчет хванчкары?
Человек приподнялся над подушкой. Поддубная чуть запоздало отстранилась от него. Хозяин фосфорического костюма потянулся к тумбочке и ловко снял с нее бутылку хванчкары:
– Не оставляйте меня одного… Сегодня у меня день рождения…
После этих слов уйти было неудобно.
Душистые груши, рыба горячего копчения красными тонкими ломтиками на блюдце, сыр рокфор составили скромный, но праздничный натюрморт на столе палаты люкс.
– Вы грузин! – радостно воскликнул человек, узнав имя Ноэ. – Рачинец. Как это здорово… Мы с вами люди одного племени. Я – Зиновий Шалвович Метревели.