Амит знал, что дикари не понимают его, как и тех изменений, что он принес в их мир. Это не важно. Он исповедовался не столько перед ними, сколько перед самим собой.
По приказу Амита из рядов дикарей появился Манакель. Он заставил вождей и старейшин выйти вперед, за исключением Тамира, которому приказал остаться.
Амит оглядел собравшихся лидеров.
— Вы храбро сражались. Император благодарит вас за службу, — он остановился, изучая их лица в поисках понимания, но не заметил его. — Вы слишком стары для испытаний, а повелевать этим миром может только один.
Манакель поочередно возложил руку на плечо каждого варвара, заставив их упасть на колени, и протянул свой цепной меч Амиту.
Только тогда потрясенные вожди поняли, что их ждет. Амит увидел в их глазах страх. Он принес с собой умиротворение. Магистр принял верное решение — слабым не место в ордене. Быстрее, чем мог уловить человеческий взгляд, магистр обезглавил их, отрубив клинком шестую шею прежде, чем голова первого успела коснуться земли.
Смахнув с меча кровь, Амит подозвал Тамира.
Вождь бесстрашно приблизился.
— Сержант Манакель высоко отзывался о твоей отваге и силе, — Амит указал на сервов ордена, которые ходили по своим делам у него за спиной. — Ты еще можешь служить.
Тамир взглянул на несчастных людей и покачал головой. Он стиснул кулак и крепко прижал его к груди. Он умрет так же, как жил — воином.
Амит безрадостно улыбнулся. Убийство вождя не принесет ему радости.
— Хорошо, — то, что будущие поколения Расчленителей будут нести то же семя, что и Тамир, давало Амиту надежду на лучшее будущее для ордена. — Кровь принесет тебе воинское успокоение.
Тамир преклонил колени, чувствуя, как чаще забилось сердце. Он затаил дыхание, пытаясь успокоиться. Он не войдет в загробный мир трусом. Тамир прошептал молитву своим богам и посмотрел в бездонные глаза багрового повелителя. Это было самое страшное, что он видел в своей жизни.
— Мы считали Кретацию своим спасением.
Мы ошибались.
Наши усилия оказались тщетными, а вера — ложной. Мы покорили ад, смертоносную планету, которую стали называть домом. Мы уничтожили его зверей, а их тела забрали в качестве трофеев. Мы подчинили ее жителей и взяли их силу себе. Мы создали империю из ее скал и отправились дальше покорять звезды. Но мы не насытили ужас внутри самих себя.
Мы — младшие сыновья нашего отца, и от этого еще более свирепы. Его боль полыхает в наших венах, ее не в силах ослабить застаревшая гордость и возложенный на нас долг. Мы — это он в самом чистом и разгневанном своем облике. Даже самое сильное кровопролитие не избавит нас от Проклятья.
Прости, брат.
Габриэль Сет обернулся и посмотрел на десантника Роты Смерти, привязанного к древнему столу. Его шлем был погнут, прожжен кислотной слюной, которая непрерывно капала из оскаленного рта. На темной броне оставались боевые шрамы. Дыры от пуль, подпалины и глубокие царапины покрывали всю поверхность, дар трех столетий на службе ордена. Большинство тех, кто поддался Гневу и облачился в черные доспехи смерти, оставались в живых, чтобы сразиться еще раз, ринуться в грозную последнюю атаку во имя Императора. Те несчастные, кто пережил ее, превращались в зверей, первобытных созданий, которые больше не могли отличить друга от врага. Для них была важна только Кровь, и если не останется иного выбора, они будут пировать даже на останках собратьев.
— Освободи его, Габриэль. Его служба окончена.
Габриэль поднял голову и посмотрел на Апполлуса. Капеллан стоял у изголовья стола, его украшенные надписями и литаниями чистоты масляно-черные доспехи, словно благородное отражение брони, носимой десантником Роты Смерти, сливались с тенями освещенной свечами комнаты. Но насколько бы черными ни были доспехи Апполлуса, его глаза казались еще темнее.
— Это пустая трата времени, — резко сказал Апполлус. — Он не понимает, магистр ордена.
— Я не глупец, — прорычал Габриэль и поднялся на ноги, его фигура словно увеличилась от вскипевшего в нем гнева. — Достаточно того, что мы понимаем, капеллан, — Апполлус ударил кулаком по нагруднику, резкий удар звоном разнесся в каменных стенах комнаты. — Что мы помним.
