-Я предоставляю тебе полную свободу действий.
Минуты две художник пребывал в раздумье, затем положил себя на спинку кресла, как будто старался хоть немного походить на зеркальное отражение своего дяди. Его волосы защекотали подушечку среднего пальца.
-Мы не виделись несколько лет, да и вообще мы никогда много не общались, - произнес Гордеев, - если я буду рисовать ваш портрет, я должен знать о вас все. Я должен стать вами фактически. Эти вещи имеют для меня огромное значение - иначе работать я не могу.
-Задавай любые вопросы – я отвечу.
-Нет-нет, я составлю собственное впечатление, а потом перенесу его на холст. Портрет должен говорить о человеке все, иначе он превращается в фотографию, - Гордеев помолчал немного и прибавил, - я должен собраться с мыслями.
-Я не хотел бы торопить тебя, но все же время поджимает.
-Не волнуйтесь, если я постараюсь, то могу управиться быстро, а холст, пожалуй, куплю завтра же.
Гордеев чувствовал, что ему делается немного не по себе, но никак не мог объяснить это свое состояние – то ли он слишком быстро согласился на неожиданное предложение, то ли сейчас его дяде по какой-то причине стало не по себе, и это неприятное ощущение передалось и ему, ибо он и впрямь сделался отражением Николая Петровича – если эта альтернатива была верной, она могла послужить хорошим заделом для портрета.
Разговор был окончен; Великовский попросил Берестова показать Гордееву его комнату.
Два мужских профиля минули несколько линий дверей и, наконец, зашли за последнюю.
Гордеев прошел сначала по полу, потом по стене в верхнюю половину прямоугольника комнаты, к самому кругу лампочки, которая висела на потолке безо всякого абажура.
-Ну как? Вам здесь нравится?
-Пожалуй, для художника это подойдет.
Берестов растянул в улыбке полурот.
-Кстати, вы согласились на дядино предложение?
-Да, - кивнул Гордеев и опять сошел на пол.
-Я так и думал.
Вдруг профиль Берестова изменился, он приблизился к художнику и очень тихо сказал:
-Послушайте, это очень хорошо, что вы приехали.
-В самом деле? – осведомился художник несколько удивленный.
-Тише. Говорите тише. Вы должны помочь нам.
-Кому?
-Всем нам. Жителям этого города. Мой тесть не такой хороший человек, как вам кажется.
-Мне кажется? Я вообще его не знаю.
-Весь город стонет и ненавидит Великовского. Пожалуйста, избавьте нас от него.
-Как вы сказали?
-Я прошу вас, - повторил Берестов настойчиво.
-Но… - Гордеев сощурил глаз, - неужели вы думаете, что я…
-Да, вы правильно меня поняли. Убейте его. Вы не местный и вам это сделать будет гораздо проще и безопаснее.
«Подумать только! Да не кажется ли мне все это?» – подумал Гордеев. Перед тем, как они вошли в плоскость этой комнаты ему уже очень хотелось спать, но теперь он был бодр, как если бы выпил три чашки свежемолотого кофе.
-Михаил, я прошу вас уйти. Я ничего этого не сделаю. Вы, похоже, не в своем уме. Если только ваш тесть узнает об этом…
-Вы скоро поймете, о чем я говорил и обязательно нам поможете, - произнес Берестов, отходя к линии двери.
-Если я даже пойму, все равно никогда не помогу вам. Сказать по правде, я совершенно не понимаю… я незнакомый вам человек.
-Поэтому мы и просим вас.
-Это немыслимо. Уходите сейчас же.
-Вы все равно его убьете. Спокойной ночи.
Профиль мужчины скрылся за линией двери. Выглядело это так, будто невидимая рука повесила в шкаф бежевый костюм, – именно в него был одет Берестов, – и закрыла его там.
На следующее утро Гордеев уже совершенно не помнил произошедшего перед сном разговора с Михаилом, как будто кто-то вырезал это из круга его головы; сразу после завтрака он отправился в антикварную лавку, которую приметил еще когда ехал от вокзала к дому своего дяди; когда художник прибыл на место и стал расплачиваться с таксистом, тот неожиданно протянул ему на сдачу незнакомую монету.
-Что это вы мне дали? Какая-то странная монета, – с удивлением осведомился Гордеев, согнув руку так, что ладонь находилась у самого плеча, и глядя на одну из стоявших на ней монет; он снова нашел на машину и закрыл собою ту часть плоскости, которая до этого принадлежала ветровому стеклу.
