Те же и кухарка (с капустой).
Яков (к Лукерье). А я вижу, Павел Петрович опять тут?
Кухарка. Куда ж ему деться – замерзнуть, что ли?
3-й мужик. Что делает винцо-то! Винцо-то, скажем... (Щелкает языком с соболезнованием.)
2-й мужик. Известно, окрепнет человек – крепче камня; ослабнет – слабее воды.
Старый повар (слезает с печи, дрожит и ногами и руками). Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
Кухарка. Куда лезешь! Я те дам такую рюмочку!..
Старый повар. Боишься ты бога? Умираю. Братцы, пятачок...
Кухарка. Говорю, полезай на печь.
Старый повар. Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю, понимаешь ты – Христом прошу!
Кухарка. Иди, иди. Чаю вот на!
Старый повар. Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое. Винца бы, только глоточек... Лукерья!
3-й мужик. Ах, сердешный, мается как.
2-й мужик. Да дай ему, что ль.
Кухарка (достает в поставце и наливает рюмку). На вот, больше не дам.
Старый повар (хватает, пьет дрожа). Лукерья! Кухарка! Я выпью, а ты понимай...
Кухарка. Ну, ну, разговаривай! Лезь на печку, и чтобы духа твоего не слышно было.
Старый повар лезет покорно и не переставая ворчит что-то себе под нос.
2-й мужик. Что значит – ослаб человек!
1-й мужик. Двистительно, слабость-то человеческая.
3-й мужик. Да что и говорить.
Старый повар укладывается и все ворчит. Молчание.
2-й мужик. Ну, что я хотел спросить: эта вот девушка живет у вас с нашей стороны – Аксиньина-то. Ну что? Как? Как она живет, значит, честно ли?
Яков. Девушка хорошая, похвалить можно.
Кухарка. Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну за сына брать – бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать.
Яков. Да, это истинно так. Вот летось Наталья, у нас девушка жила. Хорошая девушка была. Так ни за что пропала, не хуже этого... (Показывает на повара.)
Кухарка. Потому тут нашей сестры пропадает – плотину пруди. Всякому маяится на легонькую работу да на сладкую пищу. Ан глядь, со сладкой-то пищи сейчас и свихнулась. А свихнулась, им уж такая не нужна. Сейчас эту вон – свеженькую на место. Так-то Наташа сердешная: свихнулась – сейчас прогнали. Родила, заболела, весною прошлой в больнице и померла. И какая девушка была!
3-й мужик. О господи! Народ слабый. Жалеть надо.
Старый повар. Как же, пожалеют они, черти! (Спускает с печи ноги.) Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!
1-й мужик. Это двистительно, положения известная.
2-й мужик. Пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели – прощай, шелудяк!
3-й мужик. О господи!
Старый повар. Понимаешь ты много. Что значит: сотей а ла бамон? Что значит: бавасари? Что я сделать мог! Мысли! Император мою работу кушал! А теперь не нужен стал чертям. Да не поддамся я!
Кухарка. Ну, ну, разговорился. Вот я тебя!.. Залезай в угол, чтоб не видать тебя было, а то Федор Иваныч зайдет или еще кто, и выгонят меня с тобой совсем.
Молчание.
Яков. Так знаете мою сторону-то, Вознесенское? 145
2-й мужик. Как же не знать. От нас верст семнадцать, больше не будет, а бродом меньше. Ты что же, землю-то держишь?
Яков. Брат держит, а я посылаю. Я сам хоть здесь, а умираю об доме.
1-й мужик. Двистительно.
2-й мужик. Анисим, значит, брат тебе?
Яков. Как же, брат родный! На том концу.
2-й мужик. Как не знать – третий двор.