С какой стати отдавать свое сердце на поругание, когда к твоим услугам когорты женщин, которыми можно пользоваться без всякой душевной муки? Пусть его репутацию плейбоя чересчур переоценили, но ему и в самом деле нравились женщины. Во всяком случае, так было до тех пор, пока женская половина Йоркшир-Фоллза не подвергла массированной атаке его холостяцкую жизнь.
— Ну, так ты готов скрутить меня? — Лайза повертела перед ним парой обшитых мехом наручников.
В другое время, в другом месте, с другой женщиной, от которой бы он тащился, — возможно. К Лайзе же его не влекло. Поэтому лучше было оставаться с ней в приятельских отношениях и не пользоваться ее женскими прелестями. Скрестив руки на груди, Рик повторил то, что уже говорил ей, когда она пару раз предлагала ему себя, правда, не столь откровенно:
— Извини, терпеть не могу никого вязать.
Лайза захлопала глазами, вдруг став беззащитной.
— Вот и прекрасно. Я сама сделаю все, что нужно. — Она улыбнулась, сверкнув белыми зубами. Ее слова разрушили налет нежности, который почему-то почудился ему.
— Не сейчас, Лайза. — Рик потер ноющий висок. — А если быть абсолютно честным, то никогда. — Произнести это было нелегко. Ему не хотелось обижать ее, несмотря ни на что. В конце концов, мать воспитала его джентльменом. Но он мог бы поклясться, что даже Райна, при всей своей настырности, и представить себе не могла, как далеко зайдут дамы Йоркшир-Фоллза, чтобы добиться его внимания.
Если Лайза предпочитает прикид садо-мазо кружевам, значит, она человек достаточно сильный. И к тому же должна понимать, что за подобными выходками может последовать отказ. А не прояви он твердость сейчас, нет гарантии, что такой эпизод не повторится. У него уже случались похожие ситуации, правда, не с Лайзой. Были другие женщины и другие скандальные выходки. Эта была уже третьей попыткой совращения за последнюю неделю.
Лайза пожала плечами и отвела глаза, расстроенная больше, чем хотела признаться себе. Но снова пошла в атаку. На этот раз подчеркнуто медленно облизнув языком блестящие губы.
— Когда-нибудь я все-таки доберусь до нужной струнки.
Рик в этом сомневался. Он направился было к двери, но остановился и повернулся к Лайзе:
— Хорошо бы вам запомнить, что звонить на 911 можно только в том случае, если возникла реальная опасность. Иначе это незаконно.
Следовало отметить у себя в регистрационном листе этот вызов как ложный. Но зачем тратить бумагу и чернила, если женщины все пропускают мимо ушей? Тем более что его упрямая мамаша настроена на то, чтобы заиметь внуков, и для нее совсем не важно, кто из сыновей принесет ей приплод первым.
— Увидимся на занятиях по ППН,[1] — успела сказать Лайза, прежде чем за Риком захлопнулась дверь.
— Увидимся, — проворчал он.
Через час, когда его смена уже подходила к концу, Рик воспользовался паузой, чтобы заполнить отчет, опустив кое-какие детали, касавшиеся последнего вызова. Ему не хотелось создавать Лайзе лишних проблем, поэтому он упомянул о нем как об ошибочно сработавшей сигнализации. Оставалось надеяться, что его последний отказ научит учительницу не обращаться в полицию без надобности.
Рик тщательно прицелился, собираясь запустить резинкой в противоположную стену дежурной комнаты. Одно время мать с ее толпами женщин сбивала его с толку, но теперь — нет, хватит. Он должен найти какое-то средство, чтобы избавиться от них всех, вот только какое? Провалиться ему, если Рик знал. Прищурившись, он кинул резинку. Она угодила точно в цель — в выдранную из журнала слащавую картинку с невестой и женихом, прилепленную к замызганной бежевой стене.
— Есть!
— Главное, чтобы мать не видела.
Рик обернулся и увидел своего старшего брата Чейза.
Брат смеялся, но Рику было не до смеха. Упрямство матери оказалось воистину легендарным. Даже проблемы с сердцем не сделали ее сговорчивее. Ей было мало, что она женила их младшего брата Романа. Нет, теперь вот в своем стремлении обзавестись внуками мать обратила свой взор на Рика.
Чейз был закоренелым холостяком. После смерти отца, произошедшей двадцать лет назад, ему вместе с Райной пришлось поднимать младших братьев. Выполнение семейного долга избавило его от матримониальных козней матери. Во всяком случае, пока.
