Внизу, у самого выхода из подъезда, толпились местные числом шестеро. Один, кажется, тот, что вчера на площадке маячил. Ждут ведь, падлы. И понять их можно: что еще делать, работать негде, а тут хоть развлечение.
– Здоров, земеля, – сказал один, самый хлипкий. Старый прием, детский: сначала до тебя докапывается сопля, ты ему даешь подзатыльник, а большие ребята идут за него заступаться. И правильно, не трожь маленьких.
– И ты здоров, земеля, – в унисон ответил я.
– Чего к нашим девкам ходишь? Со вчера ждем. Цени интеллигентное обращение – дождались, пока от девок уйдешь.
– Мы тебя знаем, ты на Роторном живешь, – сказал второй.
Это уже хуже. Ладно, приходите, ребята, на Роторный, там разберемся.
– И что? Что у вас девки, купленные? Или важные детали от них отвалятся?
– А хоть бы и так. Некрасиво. Хотя бы бутылку выставил, мы ж культурно, всё понимаем. Девок-то нам не жалко.
Люблю культурный разговор, но вот эти морды не просто так здесь стоят. У меня в кармане есть какая-то мелочь, на бутылку им, может, и хватит... Хотя ни хрена.
– Ни хрена, ребята, – сказал я, прислоняясь спиной к стене. – Приходите к нам на Роторный, и мы вас не тронем. И девки у нас есть.
– Не хочет земеля с нами разговаривать, – заключил хлипкий.
Очевидно, это было сигналом к действию, потому что остальные стали подтягиваться ко мне. Чтобы не терять зря времени, я приложил хорошенько хлипкому и еще какому-то уродцу в солнцезащитных очках. Четверо остальных попытались взять меня в коробочку, но я не отрывался от стенки, чем весьма осложнил их задачу. Бойцы они оказались липовые и в основном мешали друг другу. Один, на свою беду, вытащил нож, но я его выбил, успел подхватить и хищно завертел лезвием в воздухе. Так я оттуда и вышел – пятясь и отмахиваясь ножом. Урла за мной не последовала – ссали против ножа. Дети, ой дети!
Возле памятника ходил давешний ара. Он, кажется, узнал меня и приветливо заулыбался.
– Эй, ара! – сказал я. – Курить продашь?
– Курит продам. Какой табе курит, папырос, сигарет?
– Сигарет. «Мальборо».
– Ай, дорогой сигарет!
Ара полез во внутренний карман пальто. Я здраво рассудил, что сигарет и впрямь дорогой, не стал рассусоливать и двинул ему в челюсть, а потом добавил ногой, когда он уже валялся на асфальте. Чемодана при нем не случилось, но вот из карманов я выгреб довольно много денег и несколько пачек разных сигарет, презервативов и жвачки.
Ара хрюкал, булькал кровью, ворочался, но встать не пытался и за ноги не хватал, видать, получал уже горячего. От парка ко мне бежали двое сородичей поверженного, но явно опаздывали. Или разумно не спешили. Я тоже, ничуть не торопясь, побросал презервативы наземь (за ненадобностью), повернулся и потрюхал к набережной с чувством восстановленного собственного достоинства.
У меня дома сидел дядя Хорек и читал подшивку «Собеседника» двадцатилетней давности. Вернее, не читал, а искал фотографии голых девок.
– Привет, Валерик! – обрадовался он, шамкая беззубым ртом. – А я вот жашел гажетку почитать...
– Читай, дядь. Жрать хочешь?
– Не откажалшя бы.
Я без лишних слов вручил ему буханку хлеба и две банки сгущенки, купленные в коммерческом магазине. У ары, как выяснилось, я изъял что-то около пяти миллионов плюс двадцать долларов. К подарку я добавил две пачки «Кента», чем совершенно добил дядю Хорька.
– Ограбил, штоль, кого? – в благоговейном ужасе спросил он.
– Премию получил. Ты намазывай вон булочку сгущенкой да хавай. И покури нормальные сигареты вместо веника своего.
– Ого! Богатей! Ну, пойду, штоли, покушаю.
И он поволок снедь в свою конуру по соседству. Раньше дядя Хорек работал фотографом; очень хороший, говорят, был фотограф – художник, а не фотограф. Сейчас и осталось, что голых девок разглядывать. Смотрит-смотрит, а потом как раскричится: «Где ж у него, козла, свет?! Кто ж так снимает – блики вон куда пошли!» Хороший, в общем, дядька. Жаль, помрет скоро – туберкулез у него и с почками хреново...
Я побросал в тумбочку покупки: в основном консервы и разные полуфабрикаты. Миллиона три потратил, но еще и осталось прилично, спасибо кавказским героям. Улегся на кровать, открыл банку пива «Холстен» и, глядя в потолок, тихонько высосал его. Головная боль ушла; правда, ныл сломанный урлой зуб. Интересно, как там Дрозд? Небось, набьют ему рыло. Ну и ладно, надо было со мной идти, я звал, будил. Вот только бы не схватить заразу, не взял же вчера с собой презеры, а ведь целая тумбочка, аж назад высыпаются! Зарплату нам один раз ими дали.
