– Сидел... в кувшин пердел...
Запыхтевший Коля хотел как-то парировать этот выпад Костика, но их перебил старлей.
– Эй, эй, – вяло сказал он. – Логвинов, так ты морпех? Вас же сюда вроде не гнали? Хули ж ты тут делал?
– А я тут и не был, – пожал плечами Костик. – Разве я говорил? Я в Севастополе с моря десантировался. Идиотская диверсионная акция. Повязали всех, как ссаных котов. Полтора года в концлагере сидел, под Конотопом, потом поменяли на кого-то.
– Херово в лагере? – осведомился Коля.
– Херово.
Грузовик съехал с бетонки и покатил по проселку. То и дело «Урал», дребезжа железяками, проваливался в колдобины, кренился, пробуксовывал, но всё же с диким ревом выползал. Я поудобнее устроился в мешках и задремал под рассуждения прапорщика и Костика о превратностях жизни в лагере для военнопленных и судьбы вообще. На этот раз мне почти ничего не снилось, кроме каких-то голых баб, но и с теми ровным счетом ничего делать не хотелось.
«Улица Маяковского» – гласила синяя побитая табличка на доме, возле которого стоял наш грузовик. Трехэтажное типовое здание когда-то было школой либо каким-то другим детским учреждением, но сейчас тут обосновались военные. В скверике стоял памятник неизвестному мне бородатому человеку – может быть, украинскому какому-нибудь писателю, сейчас раскрашенный маскировочными пятнами, не иначе как ради потехи.
На крыльце деловито курили парни в брониках и с «кедрами» наперевес. Они посмотрели на нас неодобрительно, но никто ничего не сказал.
Провожатый, назвавшийся капитаном Салуцким, исчез внутри здания, показав курильщикам какую-то корочку. Нам было наказано сидеть тихо и не выстебываться.
– Мужики, киньте чинарик! – окликнул курильщиков прапор Коля.
Парни переглянулись, потом один порылся в кармане камуфляжной куртки и бросил нам почти целую пачку сигарет «Проминець».
– Спасибо, земляк, – с чувством сказал прапор, чиркая спичкой.
Парень ничего не ответил, другой что-то буркнул неслышное, и все заржали.
Мы посидели, покурили. Салуцкий не возвращался. Мимо нашего «Урала» по улице протащился танк «Меркава» с эмблемами Второй Винницкой танковой бригады, носившей нежное название «Билий лелека». На башне сидел, свесив ноги в люк, танкист без шлема и ел большой бутерброд, запивая из фляжки. На евреев хохлы словесно наезжают, а танки их любят... И оружие любят – видал я и «дезерт игл» у офицеров, и штурмовые винтовки израильские... Интересно, чего это они с Израилем расторговались? И что взамен поставляют? Откуда бабки берут?!
Потом проехали пять ооновских бэтээров с джипом во главе. В джипе сидели девки, числом пять, в форме – связистки какие-нибудь или медсестры. Прапорщик помахал им рукой, девки засмеялись, и одна, азиатского вида, показала в ответ выставленный средний палец.
– Фак ёселф! – заорал прапорщик, демонстрируя незаурядное владение разговорным английским. – Факю, битч!
Наконец появился Салуцкий. Он выглядел подавленным.
– Педерасты, – тщательно выговаривая это сложное слово, выругался он в адрес, надо полагать, людей из бывшей школы.
Мы не стали устраивать расспросы, тем более капитан тут же вытянул из кармана маленький блокнотик серой бумаги.
– Талоны. Жрать, пить, – коротко пояснил он, подавая блокнотик старлею, как старшему по званию. – Все сразу не проедайте, но и не экономьте. Еще дадут, если понадобится.
Это была хорошая новость. Жрать и пить – дело полезное, особенно если прикинуть, что может скрывать слово «пить». Поскольку Салуцкий ничего объяснять не стал, мы выгрузились чуть дальше по этой же улице, возле длинного одноэтажного домика, вроде бывшей конторы. Впрочем, выгрузились – громко сказано. Побросали свои нехитрые пожитки в большой комнате, где из мебели были только две двуспальные кровати с полосатыми матрацами, и отправились на поиски выпивки.
– Стой, пан! – крикнул прапорщик проходившему мимо украинскому солдату.
Тот послушно остановился.
– Где тут пожрать и выпить поскорей? – без обиняков спросил прапорщик.
– Да вон там, – показал солдат. – Длинный такой дом, сразу увидите.
– Дякую, – сказал прапорщик.
Да, вполне приличная забегаловка у них тут была. Как в старых боевиках про наемников: полутемная, с высокой стойкой, разбросанными по залу столиками, с рекламой пива «Миллер» и кока-колы на стенах, с маскировочной сетью под потолком. Особняком висело несколько постеров с Арнольдом Шварценеггером. Нет, не тем Шварценеггером – крупным стариком в инвалидном кресле, а с памятным мне опять же по старым боевикам.
