* * *
Было прохладно, а когда я отправился на станцию, на небе еще не погас малиновый утренний отсвет и не рассеялись низкие красноватые облака. Я работал до девяти, потом оставил станцию на Батиста и вернулся домой завтракать. Допивая последнюю чашку кофе, я услышал телефонный звонок. Это был Батист:
— Дейв, ты помнишь того цветного, который утром взял у нас напрокат лодку?
— Нет.
— Он еще так смешно говорил. Он не отсюда.
— Не помню такого. А что случилось?
— Он сказал, что его лодка налетела на мель и что-то случилось с мотором. Он спросил, не приедешь ли ты помочь?
— Где он?
— К югу от излучины. Может, я сам посмотрю?
— Не стоит. Я буду там через две минуты. Ты дал ему запасную срезную чеку?
— Ну да. Но он говорит, дело не в этом.
— Хорошо, Батист. Не беспокойся, я сам справлюсь.
— Спроси его, из какой он дыры, если не умеет управлять лодкой.
Через несколько минут, усевшись в лодку с подвесным мотором, я уже плыл по заливу к месту аварии. Этот случай не был редкостью. Стоило людям, взявшим лодку, залить глаза, и начиналось: то на мель налетят, то наткнутся на плавучую колоду или кипарисовый пень, а то и просто перевернутся на повороте из-за собственного попутного потока. На воде играли солнечные блики, и стрекозы присаживались отдохнуть на плоские листья водяных лилий, которые подпрыгивали и опускались на поднимаемых лодкой волнах, точно кто-то легонько подталкивал их снизу, и слышно было, как плещется прибой, разбиваясь о корни кипарисов. Я доплыл до старого, обшитого досками магазинчика, откуда, должно быть, этот парень и позвонил Батисту. К одной стене была прибита ржавая вывеска, а на веранде под сенью дуба сидело несколько негров в комбинезонах, они ели сэндвичи и пили лимонад. Заросли кипарисов и тростника по берегам стали сгущаться, и вдали показалась моя лодка, привязанная к стволу молодой сосны и лениво покачивающаяся на волнах прибоя.
Я выключил мотор, медленно подплыл к берегу и привязал лодку рядом с первой. Мелкие волны гулко отдавались по стенкам алюминиевого корпуса лодки. Поодаль я увидел высокого чернокожего мужчину, который стоял, прислонившись к дубовому пню, и потягивал абрикосовое бренди из четвертной бутыли. У его ног лежала начатая буханка хлеба и жестянка сосисок. Мужчина был одет в адидасовские кроссовки, грязные белые хлопчатые брюки и оранжевую майку, плечи и грудь поросли жестким курчавым черным волосом. Его длинные пальцы украшала полудюжина золотых колец, а цвет кожи был значительно темнее, чем у большинства чернокожих юга Луизианы. Он положил под губу добрую щепотку нюхательного табаку и молча уставился на меня.
— В чем дело, друг? — спросил я.
Он еще раз отхлебнул бренди, но ничего не ответил.
— Батист сказал, ты налетел на мель.
И снова никакого ответа.
— Ты меня хорошо слышишь? — спросил я и улыбнулся ему.
Но по-видимому, говорить со мной он не собирался.
— Ладно, посмотрим, что тут у нас, — сказал я. — Если дело в чеке, я ее заменю, и все будет в порядке. Но если погнулся пропеллер, то мне придется отбуксировать тебя на станцию, и, боюсь, на сегодня свободных лодок больше нет.
Я снова посмотрел на него, потом повернулся и направился к лодке. Услышал, как он выпрямился и смахнул с одежды хлебные крошки, как забулькало бренди в перевернутой бутылке, и вот тут-то почуял неладное и резко обернулся — как раз вовремя, чтобы заметить его налитые кровью глаза и занесенную надо мной бутыль.
Удар пришелся по голове сбоку, я еще успел почувствовать, как бутыль отскочила и пролетела мимо плеча; я ничком упал на землю, точно она внезапно ушла из-под ног. Я хрипло дышал через рот, все поплыло перед глазами, в ушах зашумело, и я почувствовал, как по лицу стекает струйка крови.
Он презрительно перешагнул через мое распростертое тело и небрежным движением ухватил меня рукой за подбородок так, чтобы я мог видеть, как в другой его руке поблескивает лезвие опасной бритвы с перламутровой рукояткой. Он поднес лезвие к моей голове и прижал за ухом. От него пахло спиртным и табаком. Потом я увидел ноги еще одного человека, который появился из-за деревьев.
