По мере того как я подрастала, я все чаще видела своих родителей. Теперь мы часто вместе пили чай. Мне казалось, что их мое присутствие смущает еще больше, чем меня необходимость сидеть с ними за одним столом. Впрочем, они всегда были внимательны и добры ко мне. Они задавали мне много вопросов, в основном связанных с учебой. Я с легкостью накапливала в памяти всевозможные факты и обожала читать, что и помогало мне удовлетворять их любопытство. Таким образом, хотя нельзя было сказать, что мои успехи приводят их в восторг, оснований для недовольства у них тоже не было.
А потом появились первые признаки перемен, хотя я не сразу их распознала.
Фелисити пригласили на очередной званый обед.
— Мое платье кажется мне таким заношенным и пыльным, — пожаловалась она. — С черными платьями всегда так.
— Оно тебе очень идет, Фелисити, — заверила я ее.
— Я чувствую себя такой чужой, посторонней. Все знают, что я гувернантка и что меня позвали для ровного числа.
— Зато ты выглядишь лучше их всех, и ты интереснее их всех.
Услышав это, она расхохоталась.
— Все эти заслуженные старые профессора считают меня пустоголовой идиоткой.
— Это они пустоголовые идиоты, — успокоила ее я.
Я была с ней, пока она одевалась. Она уложила свои чудесные волосы в высокую прическу, а волнение окрасило в нежно-розовый цвет ее щеки.
— Ты выглядишь прелестно, — объявила я. — Они все обзавидуются.
Это опять ее рассмешило, а я обрадовалась тому, что мне удалось ее немного успокоить.
Тут меня настигла страшная мысль: скоро и мне придется посещать эти ужасные и нудные обеды.
В одиннадцать часов она зашла ко мне в комнату. Я еще никогда не видела ее такой красивой. Я села в кровати.
— Ах, Розетта, — рассмеялась Фелисити, — я просто обязана все тебе рассказать.
— Тс-с, — приложила я палец к губам. — Нянюшка Поллок рассердится. Она скажет, что ты не должна тревожить мои сны.
Мы прыснули, и она присела на краешек моей кровати.
— Мне… так понравилось.
— Что? — воскликнула я. — Тебе понравилось обедать с престарелыми профессорами?
— Они не все престарелые. Там был один…
— И?
— С ним было очень интересно. После обеда…
— Я знаю, — перебила ее я. — Дамы оставляют джентльменов пить портвейн и обсуждать вопросы слишком весомые или слишком грубые для деликатных женских ушей.
Мы опять расхохотались.
— Расскажи мне еще об этом не очень престарелом профессоре, — попросила я. — Я и не знала, что такое бывает. Я думала, они рождаются престарелыми.
— Образованность не всегда означает нудность.
Она светилась, и это было очень заметно.
— Я никогда не предполагала, что званый обед способен доставить тебе столько радости, — прокомментировала я. — Это внушает мне определенную надежду. Мне уже приходило в голову, что недалек тот день, когда мне тоже придется посещать эти обеды.
— Все зависит от того, кто еще там присутствует, — улыбаясь пояснила Фелисити.
— Ты еще не рассказала мне об этом молодом человеке.
— Ну, я бы сказала, что ему уже под тридцать.
— Ах, так значит, он не так уж и молод.
— Для профессора молод.
— И чем он занимается?
— Египтом.
— Эта тема, похоже, пользуется успехом.
— Твои родители вращаются в определенных кругах.
— Ты рассказала ему, что меня назвали в честь камня Розетты?
— Если честно, то да, рассказала.
— Надеюсь, это произвело на него должное впечатление.
Мы продолжали легкомысленно болтать, и мне не пришло в голову, что поскольку Фелисити понравился сегодняшний обед, меня ожидают перемены.
Уже на следующий день я познакомилась с Джеймсом Графтоном. Мы с Фелисити, как всегда, отправились на нашу утреннюю прогулку. С тех пор как мы услышали историю о сорока следах, мы определили место, где разворачивались описанные мистером Долландом события, и часто там бывали. Там и в самом деле был участок, на котором трава росла очень плохо, и это производило гнетущее впечатление, способное закрепить веру в правдоподобность всей истории.
Неподалеку от этого клочка земли стояла скамейка, на которой я любила сидеть. Мистер Долланд так живо изобразил все происшедшее, что мне нетрудно было представить себе смертельною схватку братьев.
