— Да, — и прибавил: — Это вы приходили сюда вчера?
Она растерянно ответила:
— Да, я.
— Кто вы?
— Меня зовут Мари Мелен, я живу на этом острове.
— Мари… Красивое имя.
— Оно мне не нравится, — осмелилась признаться девушка, — слишком простое.
— Все, что вас окружает: море, скалы, небо, — кажется простым и привычным, но разве это не прекрасно?
Мари замерла. Ни один из жителей острова никогда не произнес бы таких слов!
— Собственно, какое значение может иметь имя? — прошептала она.
— Большое. Иногда оно определяет судьбу.
— А как зовут вас? — спросила она, и молодой человек медленно произнес:
— Кристиан.
— Вы будете здесь жить?
— Да.
Мари затаила дыхание. Ее лицо раскраснелось, и ветер трепал волосы.
— Это правда, что вы… из Парижа?
— Правда.
У нее на языке вертелась сотня вопросов, но она промолчала, понимая, что неприлично проявлять чрезмерное любопытство. Вместо этого девушка выпалила:
— Я… я чувствую себя неловко, потому что вы не поворачиваетесь ко мне и не смотрите на меня. Я… не привыкла так разговаривать.
— Что ж, вы правы, простите. Конечно, я должен был повернуться, — сказал он и действительно обратил к ней свое тонко очерченное лицо.
У него были голубовато-серые, осененные темными ресницами глаза, их взору была свойственна безжизненная печальная неподвижность.
Мари невольно отпрянула. Так вот откуда эта отрешенность, эта окаменелость черт! В какой-то миг она остро ощутила: какое счастье видеть отталкивающие и одновременно привлекающие своей мрачностью и суровостью скалы, яркое солнце и ослепительный блеск воды!
Он чутко уловил ее движение и мягко произнес:
— Не нужно пугаться. Я просто слеп, вот и все.
— Я не испугалась, — выдавила Мари, втайне испытывая облегчение оттого, что он не может видеть смешанного выражения жалости, удивления и, пожалуй, в самом деле страха, невольно появившегося на ее лице.
— Почему вы уехали из Парижа сюда, в нашу глушь, на край света? — прошептала она.
Он долго молчал, потом задумчиво промолвил:
— Вас это удивляет?
— Конечно. Как можно отказаться от такого мира?
— Вы о нем ничего не знаете, — заметил Кристиан.
— Да, но я слышала, что он прекрасен и очень велик.
— Свой собственный мир мы всегда несем с собою, в себе, куда бы ни приехали, — промолвил молодой человек, пристально глядя странными незрячими глазами на что-то видимое лишь ему одному.
— Тогда какая разница, где жить?
Он тонко улыбнулся:
— Все-таки я немного не такой, как остальные люди. Скажем, меня сильно раздражали звуки и запахи Парижа. Здесь — иное дело. Все, что я ощущаю и слышу, странным образом очищает и возвышает чувства. Эта мощная сила, сила океана, не имеет ничего общего с силой человеческой толпы, если не сказать — стада.
— Вы не любите людей? Не понимаете их? — спросила Мари.
— Понимаю. И потому с некоторых пор стараюсь их избегать.
— Но вы же говорите со мной!
— Да, — произнес он ровным тоном, — потому что вы пришли сюда, хотя я вас не приглашал.
«Я тоже вас не приглашала», — хотела сказать Мари, но промолчала. Она немного постояла, размышляя, уйти ей или остаться, а потом снисходительно решила пропустить мимо ушей его последнюю, не слишком вежливую фразу: конечно, он чувствует себя беспомощным, и это его раздражает, к тому же он так одинок… Однако он не так уж беспомощен, если нашел дорогу сюда, а что касается одиночества, Кристиан сам признался, что отнюдь не стремится к общению.
— Конечно, вы богаты и можете жить, где хотите, — сказала девушка.
Кристиан усмехнулся:
— Кто богат? Я? Да, у моей матери были кое-какие сбережения, но переезд обошелся нам недешево… Честно говоря, я не слишком хорошо представляю, что мы станем делать через несколько месяцев.
— Это вы играете на пианино, которое вчера привезли на остров?
— Нет, моя мама. Но она играет для меня. И еще читает вслух книги — мы захватили с материка два больших ящика.
— Вы пытаетесь излечиться от чего-то? — тихо произнесла Мари и тут же ахнула, осознав, как бестактен ее вопрос.
Но Кристиан хранил невозмутимость.
— Да, — ответил он, причем в его голосе звучало безразличие, — хотя вряд ли можно излечиться от… жизни.