Фитц наклонился вперед, вызвавшись добровольцем.
— Я могу пойти...
Но голос Абрама перекрыл его голос.
— Я пойду с тобой. Давай. Пойдем.
Высокий басист оттолкнулся от стены и подошел ко мне, взял за руку чуть выше локтя и потянул к задней двери.
— Возвращайтесь через пять минут! — крикнул нам в спину Уиллис.
— Мы вернемся через семь, — парировал Абрам, потянув меня вниз по коридору на улицу, подальше от вони из мусорного бака.
Я вырвалась из его хватки, как только мы достигли тротуара, и скрестила руки на груди, не чувствуя холода ноябрьской ночи, потому что мои мысли путались, пытаясь соответствовать ритму биения моего сердца. Я точно не собиралась показывать Абраму свою грудь. Это было бы похоже на прыжок с пивных дрожжей на горячую сковородку и обратно.
Увидев Мартина на другом конце комнаты, я просто приросла к месту, не отрывая пальцев от пианино. Он казался ненастоящим, и я была уверена, что если моргнула бы, то он бы исчез.
Поэтому я не моргала.
В конце концов, Фитц потянул меня за сцену, и мне ничего не оставалось, кроме как моргнуть. Но когда я повернулась, Мартин до сих пор был там — все ещё стоял у бара рядом с красоткой, окруженный густым облаком высокомерия, по-прежнему глядя на меня — я чуть не упала в обморок.
Он не исчез. Он был настоящим. И очевидно, он увидел и узнал меня.
— Тебе уже лучше?
Я поняла, что мы с Абрамом прошли уже полтора квартала. Такое расстояние стало полной неожиданностью.
— Да. Мне лучше. Мы можем возвращаться.
Ложь, всё ложь. Я не чувствовала себя лучше. Меня тошнило. "Эта драма когда-нибудь закончится?!"
Мы продолжали идти вперед.
— Иногда ты говоришь, как робот. — Он не казался раздраженным, сказав это, скорее это было наблюдение, возможно, он просто хотел меня отвлечь.
— Правда?
— Ага. В основном, когда ты говоришь со мной.
— Ну, что я могу сказать? Ты обнаружил искусственный интеллект во мне.
Я услышала его смешок, когда он снова взял меня за руку, притягивая ближе к себе, когда мы проходили сквозь толпу мужчин, одетых в майки с логотипом «Нью-Йорк Никс», которые, вероятно, шли домой после игры в «Мэдисон Сквер Гарден». Пройдя мимо шумной толпы, я отодвинулась, чтобы вытащить руку из его хватки, но он не отпустил меня. Вместо этого он потянул меня в небольшой проем и развернул к себе лицом.
—Так и кто этот парень?
Я подняла на него взгляд и увидела, как он рассматривал меня с сдерживаемым интересом, который со стороны вечно язвительного Абрама чувствовался так, словно луч лазера указывал на мой череп.
— Какой парень?
— Тот у бара. Биржевой брокер, менеджер хедж-фонда, или что он там делает.
Я искоса посмотрела на Абрама, но ничего не сказала.
Он выгнул бровь, и я заметила у него шрам, проходящий через её центр. Шрам в паре с его крючковатым носом, скорее всего сломанным и не единожды, и длинные волосы придавали ему бандитский внешний вид, как у грабителя, склонного к дракам.
— Бывший парень, — заявил он.
Он явно вытягивал ответы из меня своим хулиганским колдовством.
Я поморщилась.
— Да... типа того.
Его губы изогнулись в усмешке, пока он всматривался в меня.
— Типа того?
— Нам нужно возвращаться. — Я не двигалась.
— Ты боишься его?
Я проигнорировала этот вопрос, потому что мне было слишком сложно ответить. Вместо этого я сказала:
— Прошло уже пять минут, как минимум.
— Он сделал тебе больно?
Я закрыла глаза, опершись на кирпичи в нашей маленькой пещере, и пробормотала:
— Мы сделали друг другу больно.
Молчание затянулось, я чувствовала на себе его взгляд, но едва замечала его. Мой разум и сердце сцепились в битве, и ни один из них не мог решить, что делать, что чувствовать или думать.
— Давай, пойдем.
И снова Абрам взял меня за руку, потянув за собой вниз по улице. На этот раз я не предприняла никаких усилий, чтобы отодвинуться. Как только мы добрались до первого светофора, он схватил мою ладонь, переплетая наши пальцы вместе. Даже сквозь туман в голове, я заметила это. Обычно я скрещивала руки на груди в универсальном знаке того, что мне не нравилось, когда меня трогали, но в этот раз позволила ему держать меня за руку. Я позволила себе успокоиться от этой связи, даже если он не мог предложить ничего, кроме этого.