И сердце б из груди твоей, поэт, взлетело
В безумном, радостном стремлении на запад!
За горизонтом день в густеющем багрянце
Рождается, и он в сиянье крови, славы
Увидит, как покров распавшегося рабства
Сползет с поверхности страны, как будто глетчер,
Открыв пред взорами зубчатые вершины,
Долины в шрамах рек, в рубцах потоков бурных,
Ожоги пепелищ, истерзанные ткани
Кровавых мускулов и нервов, чувств и мыслей,
Где горестно стоит, заламывая руки
Над пепелищами, народ наш, погорелец.
И может быть, тогда обманщик чужеземный
Иль гад, рожденный здесь и на спине несущий
Предательств больше, чем на коже темных пятен,
Который видеть свет, как хвост свой, неспособен,
Вдруг выползет из мха и, глазками мерцая,
Начнет нас уверять, свой язычок раздвоив,
Что пастырь горьких слез и средь народов Лазарь
Не сможет приподнять руки своей бессильной,
Чтоб белое пятно на карте с начертаньем
«Пустыня польская» вновь заселилось густо
Кружками городов и ярко расцветилось.
У человечества так много сил кипучих,
И сила юная кипит в народе польском,
Она питается из недр земли родимой
И обновляется всегда с весной зеленой.
За горло можно взять, душить, терзать ту силу,
Пытать, топтать и все ж — ее не уничтожить!
Она из тюрем всех, из лагерей прорвется
Вверх к солнцу! Вырвется, как из жерла вулкана!
Бей, вешай, четвертуй, железом жги каленым, —
В руках у палача она лишь стиснет зубы,
Сквозь стон услышишь ты мятежное проклятье,
Как узника шаги в тюремной одиночке,
То — титанический шаг Дня Суда и Гнева
[24].
Страшнейшее из всех народных поражений,
Опаснейший недуг больных проказой рабства,
И наихудшее — ведь это гнилость сердца
И одряхлелость чувств живой кариатиды,
Держащей над собой честь, званье человека,
Держащей над собой достоинство народа, —
К это ничего: в огне борьбы, в порыве,
В размахе, в блеске гроз, в стремительном биенье,
В дыханье пламенном великих созиданий
Истлеет ржавчина, огонь очистит в душах
Мощь ослабевшую, взор прояснит, придавши
Чертам расплывчатым решительную твердость,
И потускневшие характеры заблещут
Вдруг ослепительно и совершат деянья
Великие и справятся с задачей
Огромной.
Польша вновь, как воскресенье, встанет,
В сережках зелени и в трелях, воркованьях,
В цветенье трав лесных, в колосьях и потоках,
В бросанье шапок вверх, и в шуме карусельном,
В журчащих для детей фонтанах среди парков,
В то время как смолой запахнувшие срубы
И груды кирпичей, краснеющих средь листьев,
Расскажут о труде успешном за неделю,
Восхвалят новую неделю трудовую.
О Юлиан Тувим, чрез голубые версты
Волн атлантических лицо твое я вижу
На фоне вздыбленных под тучи небоскребов:
Уста, твердящие псалом тоски суровой,
Седые волосы, взлохмаченные бризом,
И взгляд твой, ищущий вдали, за океаном,
В сиянии зари Зигмундову колонну
[25].
Твержу я: пусть твоя исполнится молитва,
Пусть воплотятся в жизнь и мысль твоя и слово.
Здесь на земле и там, на Балтике лазурной,
Прольется пусть в борьбе за счастье на планете
Не больше крови, чем в обряде побратимства,
Когда два племени кровь смешивают в чаше.
Живительною будь, борьба, и плодотворной!
Взлетайте, песни, ввысь над полем нашей славы!
Поэт! События меняют облик мира,
В теснине слышим мы гул океана счастья.
Осталось только нам пройти через преграду
Не обозначенных на карте, скрытых рифов.
Так поклянемся же друг другу обоюдно,
Поэт, что никогда не высохнет на перьях
Роса, которую принес свободы ветер,
Что никогда из нас блесною золотою
Не вырвут лживых слов, что речь стальную правды
Рожденную в душе на службе у народа,
Мы будем возвещать отважно, вдохновенно…
А ты нам помоги, о муза созиданья!
