Филлипс вспыхнул:
— Оставьте меня в покое.
— Возможно, я мог бы чем-то помочь.
— Тут уже ничем не поможешь, — отмахнулся Филлипс.
Он резко повернулся, схватил с подноса один из пузырьков и глотнул его содержимое. И тут же ощутил раздвоение — казалось, два Чарльза стоят по каждую сторону от Йанг-Йеовиля. Он сделал еще один глоток. «О, теперь нас четверо».
— Я влюблен в туристку, — выпалил он. Прозвучало, словно хоровая декламация.
— Любовь. О-о. А она вас любит?
— Я думал, да. Думаю, да. Но она краткосрочник. Вы знаете, что это значит? Она не бессмертна, как прочие. Она стареет. Выглядит все старше и старше. Поэтому она меня избегает. Не желает, чтобы я видел, как она меняется. Видимо, считает, что это меня отвратит. Минуту назад я пытался ей втолковать, что я тоже смертен и что мы должны состариться вместе, но она…
— О нет, — спокойно сказал Йанг-Йеовиль. — С чего вы взяли, что постареете? Разве с тех пор, как вы здесь оказались, вы хоть немного постарели?
Филлипс пришел в замешательство.
— Разумеется, постарел. Я… я…
— Неужели? — улыбнулся Йанг-Йеовиль. — Вот. Взгляните на себя.
Он замысловато пошевелил пальцами, и в пространстве между ними возник мерцающий зеркальный участок. Филлипс уставился на собственное отражение. А на него, в свою очередь, уставилось молодое лицо. Значит, это правда. Просто он об этом не задумывался. Сколько лет он провел в этом мире? Время просто пролетело — изрядное количество секунд, минут, часов, дней… но он не мог сказать, сколько именно. Казалось, никто из окружающих не озабочен хоть приблизительным его подсчетом, как не озабочен был он сам. Все эти бесконечные вояжи по всему миру… Все эти города, появляющиеся и исчезающие… Рио, Рим, Асгард — первые три, что сразу же пришли на ум… А также прочие… Всех даже не упомнить. Годы. Его лицо совсем не изменилось. Время жестоко обработало Гайойю, но Чарльз оставался таким же, каким был.
— Не понимаю… — пробормотал он. — Почему я не старею?
— Потому что вы ненастоящий, — ответил Йанг-Йеовиль. — Неужели вы не догадались?
Филлипс часто заморгал.
— Не… настоящий?
— Вы полагали, что вас перенесли из другого времени физически? Э-э, нет. Нет, они на это не способны. На самом деле мы не путешественники во. времени — ни вы, ни я, ни прочие гости. Я думал, что вы это осознаете. Хотя, наверное, в вашу эпоху подобное казалось бы непостижимым. Мы очень хитро сделаны, друг мой. Мы — хитроумные конструкции, чудесным образом нафаршированные мыслями, отношениями и событиями наших эпох. Мы — их самое выдающееся достижение, понимаете? Мы гораздо сложнее любого из этих городов, мы на порядок выше эфемеров. Даже выше, чем на порядок, гораздо выше. Те действуют лишь по инструкции, и круг их деятельности чрезвычайно ограничен. Вообще-то, они всего лишь машины. А вот мы — автономны. Мы действуем по собственной воле: мы думаем, говорим, даже, насколько я понял, влюбляемся. Но мы не стареем. Как же мы можем постареть? Нас ведь нет. Искусное сплетение ментальных откликов. Обыкновенная иллюзия, созданная так ловко, что мы и сами обманываемся на свой счет. Вы этого не знали? Неужели не знали?
Оторвавшись от земли, Чарльз выбрал направление полета, нажав случайным образом несколько клавиш. Но вскоре выяснилось, что он опять летит в Тимбукту. «Город закрыт. Здесь места нет». Ему-то что?
В нем росли гнев и удушливое чувство отчаяния.
«Ненастоящий. Очень хитро сделанный. Хитроумная конструкция. Обыкновенная иллюзия».
Следов Тимбукту с воздуха не наблюдалось. Чарльз все равно приземлился. Серая песчаная поверхность была гладкой, первозданной, как будто здесь никогда ничего не было. Кое-где возились роботы, завершая какие-то рутинные операции, связанные с закрытием городского сезона. Двое из них подкатили к Чарльзу. Огромные серебристые насекомые. Недружелюбные.
— Здесь нет города, — сказали они. — Здесь недозволенное место.
— Кем недозволенное?
— У вас нет оснований здесь находиться.
— У меня вообще нет оснований где-либо находиться, — возразил Чарльз. Роботы встряхнулись, тревожно загудели, угрожающе защелкали, навострили антенны.
