Женщины захихикали, но не ответили.
— Нет, — сказал Филлипс. — Это Индия, но не та Индия, которая тебе известна. А эти женщины не португалки.
— Не португалки, — озадаченно повторил Уиллоби и потрепал себя за бороду. — Вынужден признать, мне поначалу они тоже показались довольно странными для португалок. Я не слыхал из их уст ни одного слова по-португальски. Довольно странно и то, что они бегают в этих купальнях нагие, как Адам и Ева, да еще и дозволяют мне щупать их женщин, что, Господь свидетель, в их краю неслыханно. Но я подумал, что это ведь Индия и они решили здесь жить по-иному…
— Нет. Я тебе говорю, этот народ не португальцы и даже не из числа любого европейского народа, тебе известного.
— Прошу, пожалуйста! А кто ж они такие?
«А вот теперь следует действовать тактично. И осторожно».
— Не будет таким уж преувеличением считать их некими духами… а то и демонами. Или же чародеями, выколдовавшими нас оттуда, где нам надлежит быть. — Он помолчал, подыскивая такие понятия, чтобы Уиллоби мог хоть примерно осознать размах мистерии, в которую их втянули. Затем глубоко вздохнул. — Они перенесли нас не только через моря, но и через годы. И тебя и меня закинуло далеко-далеко в грядущие дни.
Фрэнсис Уиллоби окинул его недоуменным взглядом.
— В грядущие дни? В еще не наступившую годину, что ли? Как так, не понимаю!
— А ты попробуй. Приятель, нас смыло за борт, и теперь мы оба в одной шлюпке. И для того чтоб мы могли помочь друг другу, тебе необходимо уяснить…
Мотая головой, англичанин пробормотал:
— Увы, друг мой, я нахожу твои слова полнейшим вздором. Сегодня есть сегодня, завтра будет завтра. И как же может человек шагнуть из одного в другое, чтоб завтра превратилось вдруг в сегодня?
— Понятия не имею, — ответил Филлипс.
На лице Уиллоби отчетливо читалась внутренняя борьба. Но вряд ли он осознавал хоть смутно, хоть в самых общих чертах то, к чему его подводил Чарльз.
— Зато я знаю вот что… Твое столетие и все, что в нем было, исчезло, прошло. Как и мое, хоть я и родился на четыреста лет позже тебя, во времена второй Елизаветы.
Уиллоби презрительно хмыкнул:
— Четыреста…
— Ты должен мне поверить!
— Не-е!
— Это правда. Твоя эпоха — для меня уже история. А моя и твоя — история для них… Древнейшая история. Они называют нас «гости», но мы здесь пленники. — Филлипс вдруг понял, что весь дрожит от возбуждения, пытаясь втолковать все это Уиллоби. Он сознавал, насколько дико, должно быть, все это звучит для англичанина Елизаветинской эпохи. Ему и самому стало казаться, что он несет полную чушь. — Они выдернули нас из наших эпох… выкрали, словно цыгане в ночи…
— Окстись, приятель! Ты бредишь!
Филлипс помотал головой. Он вьггянул руку и сильно сжал запястье пирата.
— Клянусь тебе! Послушай!
Женщины пристально за ним наблюдали, шушукались, прикрывая рты руками, и похохатывали.
— Спроси у них! Пусть ответят, какое на дворе столетие! Думаешь, шестнадцатое? Спроси у них!
— Побойся бога! Какое может быть столетье, коль не шестнадцатое!
— Они тебе ответят: пятидесятое!
Рыжебородый посмотрел на Чарльза с сожалением.
— Приятель, ох, приятель, как же тебя угораздило тронуться умом! Пятидесятое, гляди! — Он рассмеялся. — Дружище, а теперь меня послушай. Есть лишь одна Елизавета, жива-здорова и сейчас на троне в Вестминстере. А это — Индия. Год одна тысяча пятьсот девяносто первый от Рождества Христова. Так что давай, приятель, уведем корабль у этих португальцев, вернемся в Англию, ну а оттуда ты, даст бог, отправишься в свою Америку…
— Но Англии здесь нет.
— Э-э, сказать такое и не быть безумцем?
— Известные нам города, народы — все исчезли. Эти люди живут как волшебники, Фрэнсис. — «Бессмысленно что-то утаивать». — Они колдовством вызывают города из далекого прошлого, возводя их то тут, то там ради своей утехи, а потом, когда они им наскучат, разрушают их и начинают все сызнова. Здесь нет Англии. Европа безлюдна, безлика, пуста. Знаешь, какие здесь есть города? Лишь пять на весь мир. Египетская Александрия. Тимбукту в Африке. Нью-Чикаго в Америке. Величественный город в Китае… И этот город, так называемый Мохенджо-Даро, который гораздо древнее и Греции, и Рима, и Вавилона.