Про сумку он в рыбацкой деревне объяснит: украл, как и деньги. Он ведь теперь уже не Шарим и не Шарль. Он безымянный изгой, человечишка жалкий и мерзкий. Пора привыкать. Семнадцать верст до поселочка. Замерзнуть он успеет по-настоящему, точно. Ветер злой, уже копит на серой скатерти горизонта снеговые облака. Вытряхнет над берегом – и тогда прощай, рыбалка, дней на десять. Что ж, удачно. Следует раздобыть съестного в дорогу. Воды набрать.
На другой берег моря! Одному! Шарим впервые подумал о том, каково было маме отсылать его. Путь смертельно опасный и очень трудный. Даже летом.
Деревня не преподнесла ни единого сюрприза – ни гадкого, ни приятного. Историю сына изгоя выслушали безразлично. Лодку позволили выбрать любую из имеющихся на отмели свободных. Одинаково старых, неухоженных и малопригодных для дальнего плавания. Паруса пришлось латать, корпус смолить. Благо память о такой работе хранилась в его крови и просыпалась охотно, откликаясь на приказ леди, отданный именно силой и правом крови.
На ранней заре обманчиво тихого дня Шарим уложил в ящик припасы, наполнил водой пару бочонков, упаковал в дополнительный чехол запасной парус. И стал толкать свой кораблик к стылой воде по темному песку зимнего прибрежья.
– Не делом занят, – буркнул самый сердобольный старик в деревне, пришедший проводить чужака. – Погода испортится уже к ночи. Не вернешься, да и рыбы у берега сейчас нет.
– Все слабаки и лентяи расползлись по домам, – бодро возразил Шарим, изображая должную меру тупости. – На одного рыбака, самого работящего, улова и удачи хватит.
– Тогда прощай, недоумок. – Старик равнодушно отвернулся.
Свои деньги за сушеную рыбу он получил. Канат тоже сбыл удачно, и крючки, и почти новые весла. Совесть очистил, предупредив нелепого сухопутного смельчака о ненастье… Что еще требуется? Вернуться в тепло, сесть у очага и подбрасывать дрова почаще.
Шарим улыбнулся, поднимая простенький парус. Везет ему, определенно. Хоть так, а проводили, даже напутствовали. Глядишь, и доберется до места. Надежды мало, но дело особое. Самое, пожалуй, важное в его жизни.
Ветерок лениво выгнул залатанную бурую ткань, неторопливо оттесняя лодку в открытое море. "Словно в ловушку заманивает", – отметил Шарим. Сначала ласково гладит старый парус, а затем ударит – внезапно, наверняка. Человечья повадка.
Вампир сел на скамью и прикрыл глаза. Соленая вода – она сродни крови. Скорее даже так: она и есть кровь этого мира, родного ему и отзывчивого к близким… Многое может рассказать вода, если спрашивать умеючи. Мама Аэри и сама знала способы, и сына учила. Опустить руку за борт, чуть коснуться пальцами – только подушечками, мягко – кожи моря. Слушать, дышать вместе и постигать. Искать родных. Если получится дать знать о себе – помогут. По ту сторону моря умеют строить превосходные корабли. Жаль, пока до них очень далеко. "Не дозваться, не дотянуться", – с грустью признал Шарим, хаотичное волнение гасит целенаправленный сигнал, растаскивает его, дробит, ломает. Сегодня соленая вода не желает помогать. Ее занимают иные голоса и просьбы.
Стоп. Какие голоса?
Шарим недоуменно зачерпнул холод моря полной горстью. Растер в ладони. Прозрачная кровь океана стекла и каплями простучала по доскам днища. Промолчала… Юноша упрямо повторил поиск. Он шарил в воде, пока не утратил чувствительность пальцев. Пересел к другому борту и попробовал сменить руку. Пока греется правая, левая пусть померзнет в воде. Она, если верить маминой памяти, не годится для отправки сообщения, тем более чужим, незнакомым и не настроенным на прием. Зато чутче ловит сигналы от родных. Можно попробовать именно ловить. Глупо, но вдруг?
С третьей попытки, синея от холода и проклиная свое упрямство, Шарим нащупал голос. Сперва не поверил, но засучил рукава и сунул в воду обе кисти, до самых запястий. Ощущения сделались четче. Удалось определить направление и расстояние. Невозможные дважды!
Те, кто говорит с водами, – на севере, у самого берега, довольно близко. И они – родичи. Существа расы ампари, именуемые людьми (постоянно все путающими и переименовывающими) вампирами.
