Утром у меня разболелась голова. Я достал из кармана белый, кристально чистый носовой платок, сложил вдвое и смахнул слезы с лица. Они упали на пол и засветились во тьме слабым неоновым светом. Почему мои слезы светятся во тьме, как светлячки, словно кладбищенский мох, как фосфор на часах у кремлевского часового? Почему они не сияют, как Альтаир и Полярная звезда?
Я затеплил бра и пошел пить свой утренний чай. По дороге взял со стола книгу, открыл и стал читать на случайной странице. В книге рассказывалось о преступлениях против человечности. Военная криминальная хроника сорокалетней давности.
По своей сути, вся история человечества есть одно огромное, большое преступление против человечности — подумал я и бросил книгу на стол. История это и есть преступление. Не случайно, подумал я, слева и справа от Христа на крестах висели уголовники. Разве это не символ истории? На двух отпетых — один святой.
Чему посвятил свою жизнь Гамлет? Он стал криминалистом. Он устроил блестящий следственный эксперимент и был отравлен в момент задержания преступника. В человеке есть ген, отвечающий за криминальный характер поведения. И здесь ничего не поделаешь. Вся история человечества вырастает из ДНК, закрученной в спираль.
Человечество как бы существует на перекрестке двух миров. Первый — это мир окольцованных, завьюженных элементарных частиц. Мир, удерживающий энергию в состоянии реальности, статичности. Второй мир — это льющаяся река сквозь эту воронку статичности. И человек каждое мгновение своей жизни испытывает трение статичности и неподвижности о мощный, проходящий сквозь него поток. Гены — это сама косность. Они построены по всем правилам фортификационного искусства. Но духовные ветры, дожди и ураганы все равно сравняют их с землей. Природа найдет другие, более совершенные механизмы наследственности! Зачатие должно происходить от Духа. Когда-нибудь, я в это верю, так и будет. Нельзя доверять несовершенной материи наших детей. Она идиотка, дура, неуправляемая, грубая тварь.
После небольшой утренней прогулки в парке я еще раз заварил крепкий чай, на всякий случай отключил телефон, сел у окна, накрыл ноги пледом и стал читать. В комнате было тепло и уютно. Я прочитал страницы три-четыре и неожиданно для самого себя стал сочинять пьесу. По мере того как мой замысел обрастал плотью, персонажи по одному входили в комнату и тихо присаживались у моих ног. Когда я задавал им вопросы, они отвечали. Когда они разговаривали друг с другом, я записывал их диалоги.
Одного из персонажей еще не написанной пьесы звали Лиза, она вошла последней.
Лиза только села к моим ногам, сразу же сказала:
— Диана погибла вчера ночью в автомобильной катастрофе.
— Моя Ди?
— Да, наша принцесса!
— О мой бог!
Я тут же позвонил Джону.
— Все кончено, — сказал Джон. — На огромной скорости машина ударилась в бетонную сваю. Быстрая смерть. Как фотовспышка.
— Перезвоню завтра утром, — сказал я, взял в руки фотоаппарат и несколько раз нажал на спусковой крючок для того, чтобы воочию представить себе смерть принцессы. Я спустил, вспышка вспыхнула и моментально погасла. Я не мог понять, как можно умереть так быстро.
Персонажи ненаписанной пьесы смотрели на меня как на сумасшедшего и щурились, а я стоял с фотоаппаратом в руках и клацал затвором.
— Перестань, — у нас в глазах рябит, — сказала Лиза.
Я бросил фотоаппарат на диван. Камера подпрыгнула, упала на шерстяной клетчатый плед, перевернулась на бок и застыла.
— Плохо, — сказал я.
— Надо как-то прожить этот день. Завтра все будет не так ужасно, — сказал Аркадий.
Я налил граммов сто водки в тяжелый стакан толстого стекла и слегка пригубил за упокой души принцессы, оделся, вышел на улицу, купил цветы и поехал к Британскому посольству и возложил цветы к ограде. Постоял недолго и поехал прочь. Через несколько минут я остановился у газетного киоска, купил пару десятков журналов и газет, чтобы узнать всю правду о трагедии.
