— Почему?! — возмутился Коля.
— Какой из меня актер?! Пойду проверю, как несет службу караул.
— Уйти за пять минут до премьеры — верх трусости. Постарайтесь справиться с волнением.
— Мне не страшно, я не понимаю.
— Что именно вы не понимаете, товарищ полковник?
— Зачем играть?
— На этот вопрос нет ответа.
Полковник встал, подошел к кровати, что стояла за кулисами, чтобы взять со спинки полотенце и одним махом стереть грим с лица.
— Я ухожу, — сказал он и направился к выходу.
— Это подобно самоубийству.
— Я ухожу, спокойной ночи.
— Я тоже хотел сбежать перед первым выходом на сцену.
— Пока, Лебедушкин, зайду на днях.
— Счастливого пути!
Полковник занес полотенце над лицом... и вдруг бросил его на кровать.
— Не могу уйти, что-то во мне сопротивляется, — сказал полковник.
— Ваша душа против, вы лишаете ее жизни.
— Произносить чужие слова — какая глупость! — сказал полковник, и стало ясно, что он не уверен в своей правоте.
— В отличие от пьесы, в которой вы играете каждый день с утра до поздней ночи, каждое слово драматурга, отмеряно и несет в себе смысл. Начинаем!
Лебедушкин подошел к рубильнику и убрал весь лишний свет, на сцене воцарился полумрак.
— Начинаем, — еще раз сказал Лебедушкин и включил магнитофон на воспроизведение. Вступила музыка.
— Я не готов, — прошептал Кинчин.
Но Лебедушкин был настроен решительно:
— Свет. Музыка, ваш выход, — сказал Лебедушкин, и в его голосе прозвучали металлические нотки.
— Я волнуюсь, — честно признался полковник.
— Еще бы, это ваш первый выход. Начинаем, — вполголоса ответил Коля, как будто зал был полон публикой. Но зал был совершенно пуст.
Как только одна мелодия сменилось другой, на сцену вышла Дездемона, и спектакль начался.
На актрисе было серое платье в пол, на ногах все те же кирзовые сапоги. Голову актрисы пересекала белая лента. Через минуту, когда того потребовало действие, на сцене появился мавр. Он был черен лицом. Это был не спектакль в привычном понимании, они играли отрывок, но играли очень неплохо, и Лебедушкин сразу же отметил про себя, что у полковника получается, и если бы мастера МХТ увидели этот отрывок, они остались бы довольны, и ему, Лебедушкину, не было бы стыдно.
По залу гуляло эхо их голосов, но эта пустота перед ними все-таки создавала некое напряжение, так необходимое актеру для того, чтобы войти в образ. Действие увлекло артистов, и они не заметили, как представление закончилось.
Сначала за кулисы ушел мавр. За ним — Дездемона. В темноте они встретились:
— Браво, товарищ полковник! — шепотом, сказал Лебедушкин. — На поклон!
Они вышли и поклонились пустому залу. И еще раз отбили поклон, взявшись за руки.
— Как быстро все закончилось! — так же шепотом ответил полковник.
— А вы правы, из вас вполне получился бы актер, и очень хороший актер.
— Спасибо. Ты, солдат, проиграл пари.
— На что спорили?
— Ни на что. А напрасно, — пожалел Кинчин.
— Мне понравилось. Хорошо бы найти пьесу на двоих, часа на полтора. Я напишу Маше, попрошу ее прислать.
— Меня разжалуют и с позором выгонят из армии.
— Пересохло в горле, пить хочу, — пожаловался Коля.
— Вдруг стало грустно, — сказал полковник.
— Почему?
— В жизни остается все меньше белых пятен. Лебедушкин включил свет на сцене, и они стали разгримировываться.
Лебедушкин пожертвовал новым чистым полотенцем, он достал его из тумбочки. Полковник одним широким жестом убрал грим с лица.
— У вас есть заветная мечта? — вдруг спросил Лебедушкин.
— Упасть на горячий песок где-нибудь на пляже в Сочи, пить газированную воду со льдом и смотреть на облака. Лежать, не двигаться и ни о чем не думать. Долго, очень долго. А ты о чем мечтаешь?
Сыграть большую роль в большом кино, чтобы это была потрясающая история о любви! Чтобы этот фильм увидел весь мир. Иногда я закрываю глаза и вижу себя в черном смокинге, поднимающимся по ступеням каннской лестницы.
— А я буду сидеть дома перед телевизором, дряхлеющий военный пенсионер, и радоваться твоему триумфу.
— А почему бы и нет?
— Так и будет. Вот увидишь!
— Товарищ полковник, отпустите меня домой.
— Никто тебя за язык не тянул, сам сказал, мол, скоро будем репетировать большую пьесу на двоих.