Николас смутить себя разговорами не позволил и продолжал плавно двигаться в сторону своей цели, теперь он был не напротив меня, а почти сбоку. Четкие выверенные движения. Холодный взгляд. Я поняла, почему столкнувшиеся с нашими военными магами отзывались о них с таким страхом. Вот Вернер сталкиваться и не хотел, хотя сам имел ту же подготовку.
– Ник, я не понимаю, о чем ты? – продолжал он вести свою игру. – Пришла твоя невеста к бывшему любовнику, так о таком лучше узнавать до свадьбы. Считай, тебе повезло, что до свадьбы не дошло. Но все же зря ты так с ним. Вдруг не выживет? Под суд попадешь. И все из-за ревности.
Я задохнулась от возмущения, но промолчала, не стала оправдываться. Даже если Николас поверит, какая мне разница? А отвлекать его сейчас не стоит – Вернер только и ждет этого. Но Николас не поверил.
– Ложь, – коротко сказал он уже где-то за моей спиной.
А передо мной был уже Вернер, и я могла смотреть ему в лицо. Честное, наполненное искренней заботой и переживанием за друга, за его будущее и личную жизнь. Но его выдавали глаза: колючие и злые, они не позволяли полностью ему поверить. Да и руки, напряженные, чуть подрагивающие, тоже выдавали. Приготовленный им удар не был дружеским, хотя и не столь сильным – я могла лишь догадываться, что он есть, но ничего не видела.
– Моника тоже считала, что на приютских девочек наговаривают, – с явным сожалением о непонятливости друга сказал Вернер. – Говорила, Регина – замечательная, добрая, понимающая, честная. И что? Это добрая и честная инорита обокрала ее сразу, как появилась возможность.
Они скользили вокруг меня, медленно перетекая из точки в точку и внимательно следя за противником. Одна ошибка – каждый ждал от другого лишь одной ошибки. И обоих останавливала я. Точнее, Николас боялся меня задеть, почему-то я была уверена, что пришел он по сигналу моего артефакта и теперь не знает, насколько он разряжен. А вот Вернер опасался другого – что своим ударом не нанесет урона противнику, а лишь сделает мой браслет обычным украшением, после чего останется без дополнительной защиты. Сейчас я мешала Николасу, но помогала Вернеру, и это было совершенно неправильно. Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход. Я не была уверена, что любое мое вмешательство пойдет на пользу Николасу. Даже если я схвачу Вернера за одежду, это будет неожиданностью для обоих. И я продолжала сидеть и изображать статую, лишь глазами отслеживая чужие перемещения. Мое движение могло отвлечь любого из них. Но боялась я лишь за одного.
– После кражи твой Дар, незадолго до этого упавший, опять вырос, – отметил Николас. – А сам ты перестал искать, где бы занять деньги.
– Это от злости и обиды за любимую девушку! – возмущенно сказал Вернер. – Сам посуди, Моника так страдает, что ее доверие было обмануто, самым наглым образом обмануто. Я заметил, на мой Дар очень влияет состояние души. Когда мне плохо – Дар падает.
Сейчас он стоял как раз напротив меня и выражал полную готовность раскрыть глаза другу, помочь ему понять, как оно все обстоит. Лучше, конечно, посмертно – руки Вернера, направленные в сторону Николаса, были сложены для магического удара, одного из тех, что им вдалбливали столько лет в Академии.
– Вернер, когда у тебя падает Дар, ты злиться начинаешь, а никак не наоборот.
– Ник, ты меня в чем-то обвиняешь? Давай поговорим начистоту.
Вернер поднял руки в жесте примирения. Но сам был по-прежнему напряжен. Рисковал он не так уж и сильно. Его защита выдержала бы несколько ударов магией и дала бы возможность собраться.
– Нет никакой семейной методики, – сказал Николас, продолжавший стоять за моей спиной. – Есть зелье, которое ты принимаешь. И срок его действия контролировать ты не можешь.
– Ник, что ты говоришь? – с искренним возмущением сказал Вернер. – Если я не поделился с тобой семейным секретом, это не значит, что его нет.
– Не надо мне рассказывать сказки. Не поверю. Здесь просто смердит орочьими штучками. И друг твой ими увешан… был.
Вернер бросил короткий взгляд на Эдди, и я тоже скосила глаза в ту сторону. Вдруг он только притворяется и сейчас лишь ждет возможности нанести удар в спину? Но тот так и лежал без движения, темным комом у стены. Я пожалела, что падал он медленно, а не плашмя вперед – в этом случае он непременно разбил бы нос и пол под ним сейчас украсился бы живописной кровяной лужицей. Вот и Вернер не нашел там ничего интересного.