Дорога была плохо приспособлена для каких-либо повозок. Точнее – не приспособлена вообще. Она изобиловала неровностями, тут и там валялись камни, которые никто не удосужился убрать. Зачем? Сами аборигены перевозили груз на мулах или ослах, а стараться для других – верх глупости.
Спасали высокие колеса, и все равно местами приходилось ехать с черепашьей скоростью.
Кречетов, разумеется поинтересовался мнением проводника о встреченной компании.
– Что думать о тех, кто едет в никуда? – пожал плечами Кангар.
Философия, иносказание? Кто поймет восточного человека?
– Как – в никуда?
– В Порт на таком не проехать. Дорогу завалило давно, когда я маленьким был, – равнодушно поведал проводник. – На лошади как-нибудь переберешься, но тропа узкая.
Кангар помолчал и добавил:
– По тропе мы в Барат попадем, они – нет. Есть там места. Объезд – долго. Дня два, три.
И что же делать с новыми знакомцами? Не бросишь же! Да и узнать от них надо многое. Вот уж действительно – заблудились!
Время терпело. Потому Кречетов отложил решение хотя бы до всеобщего привала.
Пока же он чуть приотстал и присоединился к Мюллеру. Профессор ехал в глубокой задумчивости, даже не обращая внимания на однообразные пейзажи.
– Размышляете о встреченных соотечественниках, Карл Иванович?
– Отнюдь, Андрей Владимирович, – не сразу отозвался ученый. – фактов для размышлений мало. Я уж лучше прежде с ними побеседую, как следует.
– Тогда о чем же, если не секрет?
– Почему же – секрет? – Мюллер привычно поправил пенсне. – Думаю: правы ли мы, прекратив постоянную войну?
– Как? – Кречетова было трудно удивить, но здесь он действительно был поражен.
– Очень просто, любезный Андрей Владимирович. Посудите сами. Горы практически безжизненны. Все удобные места уже заняты. Мне представляется, что численность жителей весьма близка к пределу, который может прокормить здешняя негостеприимная земля. Постоянные стычки поневоле являются каким-то регулятором, помогая жителям балансировать на грани. А что теперь? Размножаясь дальше, они просто встанут перед проблемой голода. Количество ртов возрастет, а чем их кормить? Между тем, горцы воинственны, и перед ними возникнет единственный, сулящий выход, путь: спуститься на равнину и уже там отвоевывать себе место под солнцем. Не породит ли ситуация нового Чингисхана или Атиллу, который огнем и мечом обрушится на тот же Порт?
– Карл Иванович, вы забываете о техническом уровне, – вздохнул полковник. – Горцы не производят оружия сами, а без него завоевательный поход обречен. Если же они просто сумеют поселиться в предгорьях, то что тут плохого? Думаете, для нас представляли бы серьезную угрозу орды Батыя? Винтовочки у наших попутчиков, между прочим, многозарядные.
– Может, вы и правы, – Мюллер улыбнулся доброй улыбкой. – Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.
– Вот увидите: все так и будет, любезный Карл Иванович, – успокоил его Кречетов.
Впрочем, так ли, нет ли, кто может знать?
На привале ноги гудели невыносимо. Нилофф успел раз сто проклясть свое решение стать солдатом. Только…
Вот именно. Для жителя Отсталого Мира единственный шанс перебраться в Альянс – напялить на себя ее мундир, отслужить срок в каком-нибудь гарнизоне, и уж тогда получить разрешение на въезд. Уже в качестве гражданина.
Приходится терпеть, раз родители не смогли обеспечить подъемным капиталом.
– Ты винтовку далеко не откладывай, – сделал замечание проходивший мимо Саморух. – Слышал же, что сказала Ди. Потом будешь плакаться, мало заплатили.
– Слушаюсь, мист сержант!
Сам Саморух прохаживался вдоль расположения налегке без оружия, но с начальства спрос другой.
– Видал? – устало хмыкнула Кэт, солдат одного срока с Нилоффом.
– Ладно, – отмахнулся Нилофф, подобрал винтовку и положил рядом с собой. – Не велик труд.
Винтовки на операцию выдали самозарядные, но одноразовые. В полном соответствии с законом о нераспространении оружия среди аборигенов. После сотого выстрела все движущие части перекашивало намертво, и даже в стационарных мастерских не смогли бы починить отслужившее свой срок оружие.
Можно было бы поинтересоваться, сколько выстрелов уже сделано? Только зачем?