– Петр Антонович, неужели вы в самом деле ничего не знаете о Миронове? – Кречетову каким-то чудом удавалось сохранять внешнее спокойствие.
Буйволов с самым невозмутимым видом выдержал его взгляд, провел рукой по рыжеватым усам и неопределенно пожал плечами.
– Да вернется он, Андрей Владимирович. Куда в нынешней ситуации денется?
Кречетов внимательно осмотрелся, выделил из толпы попавшегося на глаза Крюкова. Приказный вел себя, как ни в чем ни бывало. Если и знал диковинную правду, то никак не выражал этого. Напротив, с видимым удовольствием помогал аборигенам расставлять прямо на земле миски, да еще что-то с улыбкой говорил вертящимся вокруг него детям.
Занятый наблюдением, полковник не сразу сообразил: никакого конкретного ответа на его вопрос Буйволов так и не дал.
А тут наконец все стали рассаживаться на вынесенные разнообразные подстилки, и есаул оказался по другую руку от Селаха.
Не станешь же спрашивать через хозяина! Ведь на самом деле, Миронов – человек достаточно опытный и должен вернуться.
Может, загулял с какой-нибудь местной молодкой, а тут за него переживают?
С точки зрения Кречетова, пир был достаточно скучным. Но так он относился ко всем пирам, будь то хоть парадный обед в Зимнем. Пустая трата времени.
Нет, не совсем пустая. Все-таки, традиционно именно за общим столом налаживаются отношения. И чужие прежде люди вдруг осознают некую общность, связывающую их в единое целое. Старый и едва ли не универсальный обычай почти в любом районе земного шара, и, как выяснилось, далеко за его пределами.
Полковник вел себя как должно. Разговаривал, иногда пытался осторожно шутить, хотя с чувством юмора у аборигенов имелись явные проблемы, даже изобразил некое подобие местного танца, когда насыщение уступило место пляскам.
Сплясал, конечно, так себе. Насколько успел подсмотреть движения аборигенов под мерные удары бубнов и заунывно-веселую роговую музыку. Непривычно без женщин, их вообще не было за столом к немалому огорчению Бестужева, но куда деваться? Надо налаживать контакт.
На душе было невесело, но полковник привычно не показывал вида. Сила тяжести на планете была меньше, зато сознание как никогда было отягчено ответственностью за людей и тревогой о пропавшем Миронове.
Мюллер и Бестужев больше занимались расспросами. Буйволов был одним из двух главных героев уходящего дня, и вокруг него постоянно находились самые уважаемые амины, да так и вилась рвущаяся к подвигам молодежь. Вторым являлся отец Александр. Раненый явно пошел на поправку, и кое-кто из горцев стал задумываться: может, именно бородатый здоровый человек в рясе говорит правду о Боге? Пока задумываться. А там…
И лишь Воздвиженский да простые казаки веселились сразу за весь отряд.
Михаил, похоже, успел напрочь забыть про плен и с ним связанное, а если что смущало воинов, то разве отсутствие спиртного. А потом оказалось ничего, можно мириться даже с этим, особенно когда никого больше это не задевает.
– Андрей Владимирович! – улучшив минутку, подошел к полковнику отец Александр.
Вид у монаха был добродушный. Без спиртного во время «веселья» батюшка обычно хирел на глазах, но сейчас наметился какой-то успех, и священник был воодушевлен им.
– Слушаю.
– Надо бы перед походом провести службу. И всем исповедаться тоже не помешает, – твердо молвил монах.
– Хорошо, – кивнул Кречетов, а оказавшийся поблизости Бестужев не сдержался и пробормотал:
Детина в рясе и с крестом
Вам грозно погрозит перстом.
Потом, доверившись словам,
Он все грехи отпустит вам.
Отец Александр услышал, сурово взглянул на пиита из под густых бровей и что-то хотел сказать в ответ, но оживление у ворот заставило поневоле заинтересоваться его причиной.
Во двор с двумя местными мальчишками по сторонам важно вступил Миронов. В руках он бережно держал нечто, завернутое в одеяло, а лицо казака светилось такой гордостью, словно он как минимум сумел раскопать богатый клад.
Сопровождавшие его мальчишки торопливо объявили что-то своим соплеменникам, и казак мгновенно оказался внутри толпы. Гомон при этом стоял, пожалуй, больше, чем на любом из виденных Кречетовым базаров. Хоть повидал полковник немало.
