Город, вопреки ожиданиям сенатора, выглядел достаточно неплохо. Отнюдь не большой, однако довольно уютный, без гигантских зданий, столь характерных для мегаполисов Развитых Миров. Даже с некоторыми индивидуальными особенностями.
Миновали территорию складов, перемешанную с небольшими заводами, и начались собственно жилые кварталы.
Дома редко превышали пять этажей. Разноцветные, весело смотрящиеся под лучами яркого солнца, с магазинами на первых этажах. Частенько попадались всевозможные центры развлечения. Пару раз промелькнули крохотные парки. Правда, все казалось несколько заброшенным, давно не ремонтирующимся, но это являлось бедой многих миров, и сенатор практически не обращал на подобные мелочи внимания.
Изредка проезжали автомобили, еще более древние, чем имеющиеся у мэра, но главным способом передвижения служили лошади и небольшие мотоциклы, причем, первых было намного больше. Что ни говори, планета явно не относилась к числу Развитых Миров.
Впрочем, загородный квартал мало в чем уступал большим мирам. Особняки в нем отличались друг от друга стилями, этажностью, даже прилегающими садами, однако повсюду чувствовался уют, достаток покой.
Внутри жилище мэра тоже почти не уступало домам состоятельных людей в мирах Альянса. Даже отсутствие компьютеризации придавало свой шарм, позволяло держать в доме целый штат вышколенных слуг.
Слуги были поголовно из местных жителей.
Наконец, гость и хозяин сошлись в кабинете последнего.
Мэр понимал, что неожиданное появление сенатора, от сообщения о приезде до самого приезда прошло часа три, должно иметь какую-то весомую причину. Частный характер – формулировка слишком размытая, под которой можно скрыть что угодно. В действительности люди власти и отдых, и дела планируют заранее. Экспромт – нечто, выходящее из ряда вон, и уже поэтому являющееся априорно важным.
Весь вопрос – для кого?
…Может, ждать действительно самое трудное. Может. Если ничего при этом не делать.
Кречетов был занят так, что на какие-то чувства не было времени. Он старательно записывал немногое известное, пытался сделать из этого хоть какие-то выводы, однако работа шла трудно, а выводы не давались совсем.
Обилие в местной речи слов с несомненно английскими корнями вызывало ряд вопросов, на которые не было ответов. Если англичане были здесь, то почему ушли? Британский лев никогда не выпускает из рук однажды захапанное. Если же их здесь не было, тогда откуда взялось чужое влияние в языке? Притом, что страны разделены невообразимыми расстояниями, морями, океанами, сушей, да и вообще относящиеся к разным мирам. Или влияние опосредованное? Местные винтовки, увиденные в селении были незнакомы ни одному из офицеров. Следовательно, они производятся где-то здесь, и в этом мире существуют страны, имеющие собственное производство, и далеко обогнавшие в развитии местные горные племена.
Вот только где они?
Местностью занимался Миша. Вернее, не занимался, а копировал набросанные по пути следования кроки, дабы составить хоть какую-то карту окрестностей. Работа показалась настолько срочной, что Кречетов даже снял студента с занятий. Цыганков этим фактом огорчился, а вот радости Михаила не было границ. После привычной свободы оказаться в роли новобранца – это даже не пытка, а что-то намного более страшное. Лучше уж покорпеть над листами бумаги, чем бесконечно разбирать и собирать винтовку, да еще под наблюдением строгого урядника.
В мечтах Миша видел себя неизменно ловким и умелым, но монотонно трудиться, чтобы стать таковым не умел. Он и на лекции частенько не ходил, подобно многим своим приятелям, хотя и пришел в институт по собственной воле за знаниями. В мечтах все предстает намного ярче, наяву же романтика оборачивается просто тяжелой работой.
Третьим среди корпящих над бумагами мужчин был, естественно, Мюллер. Профессор то торопливо что-то записывал, то надолго задумывался над чем-то, пока ведомым только ему.
Крики снаружи заставили пишущих отвлечься, вспомнить, что мир существует не только в наших мыслях, но и наяву.
Кречетов вздохнул. Судя по крикам, вернулся отряд Селаха, причем возвращение было явно безрадостным.
