Пробегая к ограде мимо лежащего налетчика, Кречетов машинально отметил зажатую в руке саблю. Селах явно родился в рубашке. Если бы не есаул, лежать бы сейчас знакомцу посеченному надвое.
Разглядывать убитого времени не было. В любой момент могли налететь его подельники, и лучше встретить их по разные стороны ограды, чем здесь, на ровном месте.
К ограде успели вовремя. Снаружи к дувалу бежали какие-то люди, а чуть дальше маячило несколько всадников.
Атакующие толпой стремились как раз туда, где едва успели занять позиции путешественники. Селах выстрелил первым, промахнулся сгоряча и принялся торопливо перезаряжать ружье.
Кто-то из налетчиков выпалил в ответ на бегу, и пуля выбила крошку из ограды. Но тут вразнобой ударили трехлинейки путешественников и ружья подскочивших сюда местных жителей.
Сразу двое атакующих рухнули на землю, и остальные торопливо повернули в сторону и попытались скрыться в еще не ушедшей из мира темноте.
По сторонам тоже раздавались выстрелы.
Кречетов, воспользовавшись паузой, быстро покосился по сторонам. К его некоторому удивлению, рядом с ним оказался Миша. Студент дергал затвор и никак не мог дослать патрон.
– В дом! – рявкнул на юношу Кречетов.
Уж от кого, но никакой пользы от Миши он не ждал.
Сзади всхрапнул конь, и полковник невольно развернулся, вскидывая винтовку. Через два человека тот же жест, даже проворнее, повторил Буйволов. Только никто не собирался нападать на защитников сзади. Всего лишь Миронов не смог выполнить приказание и сейчас старательно удерживал перепуганного коня.
– Миронов! Твою мать! Что приказано?! – сердце есаула не выдержало подобного явного нарушения воли начальника.
Где-то в стороне разгорался пожар, местами продолжалась редкая стрельба, однако у Кречетова сложилось впечатление, что скоротечный налет уже отбит и селяне продолжают палить в белый свет уже просто по инерции.
Селах, несомненно лучше знавший повадки хитчей, был того же мнения. Он опустил ружье и что-то бросил своим людям. Те потихоньку последовали примеру хозяина и лишь некоторые из них продолжали высматривать умчавшуюся цель.
Казаки прекратили огонь еще раньше. Они не привыкли тратить патроны зря. Миронов по-прежнему держал коня, да Михаил, наконец, защелкнул затвор и теперь обескуражено озирался, не понимая, неужели это все?
Снаружи валялись трупы налетчиков, да такой же продолжал лежать во дворе.
– И часто у вас это бывает? – риторически спросил Кречетов.
Местные все равно не понимали языка, а свои не могли знать ответа.
Полковник старался выглядеть бодрым, хотя на душе у него было несладко. Одно дело – исследовать спокойный район, и совсем другое оказаться в зоне бессмысленных набегов одного племени на другое.
– Да, весело живут азиаты, – с усмешкой прокомментировал Бестужев.
В отличие от начальника, он чувствовал себя великолепно и ни о каких перспективах не задумывался. Не имел такой привычки – заранее прикидывать возможные ходы и следствия. Разве что, если речь шла о карточной игре.
И лишь Буйволов оказался единственным офицером, который никак не прокомментировал случившееся. Он молча шагнул в сторону Миронова. Лицо есаула при этом оставалось привычно-бесстрастным, и только в глазах промелькнуло такое, что казак испуганно сжался и торопливо забормотал:
– Ваше благородие, для вас старался. Раз вы ссадили разбойника, то и конь ваш. Вы только посмотрите, какой красавец! Да ему цены нет! Не пропадать же такому добру!
Конь и вправду был великолепен. Да и кому, как не казакам разбираться в конских статях?
Тем не менее Буйволов никак не прореагировал на оправдания подчиненного и продолжал надвигаться неотвратимым возмездием.
Казака спас Селах. Выстрелы в самом селении почти смолкли, лишь далеко грохотали ружья, очевидно, выпуская свинец вдогонку незадачливым налетчикам, да со стороны пожара раздавались крики людей. Здесь же наступило относительное спокойствие, и Селах впервые мог по достоинству оценить размер угрожавшей лично ему опасности.
В итоге вместо наказания нерадивого подчиненного Буйволову пришлось выслушивать явно цветистую речь Селаха. Бестужев переводил ее с пятого на десятое, сам не понимая большей части слов, но общий смысл был вполне доступен и даже ожидаем.