– Мне тоже многое неведомо. Однако ж, первые христиане тоже начинали ощупью, не имея иной поддержки, кроме примера Божьего, да неколебимой веры, горевшей в их сердцах. И вера их покорила половину мира.
– И лишь потом ушла из него, – грустно докончил Мюллер.
Он постоянно размышлял над увиденным, и теперь потихоньку приходил к каким-то новым для себя выводам.
– Почему ушла? – не понял батюшка. – Горцы продолжают верить, пусть вера их – какая-то секта от былого ислама. И наш долг – показать им путь во мраке. И не одни они. Наши новые знакомые из Порта не ведают истины, однако ж есть другие миры, где люди обязаны помнить Слово Божье.
– Боюсь, таковых миров среди Альянса и иных развитых сейчас не имеется, – вздохнул полковник. – Из остальных – наверно, есть.
– Не может быть! – воскликнул монах.
– Может. Мы просмотрели некоторые передачи по визору. Там такое творится, сплошной Содом с Гоморрою, – встрял Бестужев.
– Бесовское изобретение, – без промедления отозвался отец Александр.
О визоре ему уже рассказывали, но тогда он еще сомневался, насколько подобное средство необходимо в жизни. Теперь же сомнения исчезли после нескольких сказанных Бестужевым слов. И даже не столько от них, сколько от того, что осуждение высказал гвардеец, человек более легкомысленный, чем остальные офицеры.
– Батюшка, – мягко произнес Мюллер. – Само изобретение не может быть хорошим или плохим. Как его применить, зависит от людей. Например, с его помощью можно было бы создать ряд познавательных и образовательных передач, организовать нормальные новости, вести публичные беседы на злободневные темы науки, культуры, самой жизни. Топором можно работать, а можно подобно Раскольникову старушку убить.
– Так то топор. От него пользы больше, – хоть и трудно было возразить на это, однако отец Александр привык, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
– Прогнило что-то в здешнем обществе, – вздохнул Мюллер.
Ему всегда казалось, что с дальнейшим развитием науки люди просто обязаны будут стать лучше. Канут в Лету забвения беды, тяжелый монотонный труд, голод, вражда, войны, и большинство займется раскрытием тайн природы или же самораскрытием личности посредством творчества.
– Слушайте, – вновь прервал возникшее молчание профессор. – Может, все не столь плохо? Вдруг под увиденным нами скрывается нечто более достойное? Экскременты всегда плавают на поверхности, а золото находится в глубине. Мы же пока видели одни фрагменты, а надо суметь понять всю картину мира. Мы же всего лишь на окраине! Попробуйте по Африке судить о современной нам цивилизации!
– Наверно, – не слишком убедительно кивнул Кречетов. – Но все же я, господа, хочу одного – найти законную наследницу России. Чтобы не говорили потомки, а так же – граждане Альянса, не могла же совсем бесследно исчезнуть целая страна!
Но уже показался постоялый двор, и разговор окончательно оборвался.
Да и что тут особо возразишь?
– Что-то случилось?
На дворе можно было еще читать, однако в комнате уже господствовали легкие сумерки. Только поручик был опытным человеком, и сразу же почувствовал настроение женщины.
– Он еще спрашивает! – голос был холоден, словно лед на далекой отсюда Неве.
Чтобы ни говорили женщины о полном равенстве во всем с противоположным полом, поведение любой из них всегда будет отличаться от поведения мужчины. Гораздо больше эмоций, обид, вызванных любой внешней ерундой, или же внутренним нарушением гормонального баланса.
– Конечно. Я сразу сюда.
Поручик действительно едва успел смыть неизбежную пыль, и даже не стал заходить в офицерскую комнату. У Джавада съедено было столько, что ужинать вообще не хотелось, казалось – можно словно верблюду обойтись теперь без пищи минимум неделю, однако появляться с пустыми руками неудобно, и Бестужев держал в руках поднос с целой горой разнообразных фруктов.
Ответом было молчание. Элизабет вдруг решила, будто находится в жилище одна, а если что-то движется, так это лишь тень. Мало ли их бывает?
– Лиза, – мягко произнес Бестужев, опуская поднос рядом с женщиной. – Я же говорил, что обязан присутствовать при переговорах с местным мэйром.
