Люди, которые верят в слова, массами, сотнями тысяч, миллионами воспринимают команды и поведенческие изменения со стороны тех, кто в слова не верит, но умеет ими пользоваться. Посмотрите телевизор ради интереса.
Человек ведет себя так или иначе, исходя из того, как он видит этот мир, как он себе все это представляет. А представляет он себе этот мир, во многом исходя из тех названий, которые у него есть. Наверняка, вам рассказывали, что в русском языке есть разница между словами «синий» и «голубой», а в английском нет. Таким образом, человек, который говорит по-русски, видит, то есть наблюдаете этом мире два цвета, в то время как англоязычный человек наблюдает только один. Ходят слухи, что есть такое американское племя (или было), у которого в языке есть только три цвета: красный, желтый и другой. В этом смысле синие брюки и зеленая рубашка для такого индейца одного цвета.
Для эскимосов и чукчей существует, например, несколько десятков наименований для снега, разных его состояний. Для нас с вами — снег, наст, мокрый, рассыпчатый, что еще? А всех остальных градаций, которые есть, мы действительно не замечаем, потому что нет названий для этого. Нас не научили называть. Больше того, большая часть людей живет только в «названном» мире — в мире, для которого есть слова. С другой стороны, люди, живущие в «названном» мире, живут в мире, где есть слова даже для того, чего вроде бы нет: энергетические потоки, меридианы и барабашки.
А писатель Набоков увидел девочек в возрасте от двенадцати до четырнадцати, обладающих особой привлекательностью, — и назвал: нимфетки. И теперь нимфетки есть. У него же сказано: «Все, что не названо, — не существует».
И люди, исходя из этого, тоже предпринимают некоторые активные действия. Сидят, с космосом связываются. То есть большинство людей живете названном мире, а названия не обязательно называют то, что реально есть. Есть мир — есть названия. Названия объединяют не только реальный мир, они обогащают его за счет того, что слова есть, а реальности нет. Есть реальность, а есть названная реальность. Они накладываются друг на друга, но не полностью. Соответственно слова очень в большой мере влияют на то, как человек будет себя вести, какая у него карта.
Мы будем разговаривать для одной единственной цели — чтобы вы умели нечто делать. Все, что говорится, это не важно. Это лишь строительные леса для того, чтобы у вас появился навык. Навык появился — можно смело выкинуть из головы все слова, которые этому предшествовали. Вопрос навыка. Вопрос обращения со словами для воздействия на окружающих.
Не стоит верить, что в словах есть смысл, но имеет смысл обращать внимание на те значения, которые вкладывает ваш собеседник, чтобы понять, что он от вас хочет. Это может быть самое интересное в общении в коммуникациях — что он от меня хочет, что я от него хочу.
Весь этот словесный флер — над реальностью. А наша задача — быть здесь и сейчас и смотреть на поведение.
Сделать дымовое облако, которое висит метре над землей. Собеседник стоит — головой в облаке. Ваша задача — пригнуться. И наблюдать, что происходит на самом деле.
Обращенная мета-модель, или Слова, слова, слова
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Тютчев
Когда-то, когда в НЛП практически ничего не было, мета-модель считалась моделью для создания моделей — поэтому она и называется мета-моделью. Основывалась она на том, что слова — не более чем пустые оболочки, который можно наполнить любым смыслом.
Мета-модель — детище Гриндера. Один вредный последователь Бэндлера сказал, что вся мета-модель исчерпывается одним вопросом: «What do you mean?»
Согласно историческому анекдоту, когда другой последователь Бэндлера спросил Гриндера «What do you mean?», Гриндер ответил: «What do you mean by "What do you mean"?»
Возможности мета-модели для ее исконного применения очень ограничены. Если вам кто-нибудь скажет, что это инструмент для сбора информации, имейте в виду, что это не абсолютный инструмент для сбора информации.
Иллюзия понимания, или Счастье — это когда тебя не понимают
