Здесь-то и началась дружба наших мореплавателей с местными жителями, которые до того никогда не видели европейцев, но приняли диковинных гостей согласно законам гостеприимства.
Хотя Коцебу по привычке называл островитян «дикарями», повествование его полностью опровергает такую характеристику:
«Один из моих проводников, человек пожилой, который, по-видимому, имел много природного ума, весьма мне понравился. Этот новый друг и учитель именовался Лагедиак; я назвал его другом потому, что в несколько часов узнал от него больше слов, чем от других в несколько дней… Так как он умел делать себя понятным, то я старался получить от него некоторые сведения об этих островах; так, например, он сказал мне, что остров этот называется Отдиа и что по нему именуется и вся группа. День ото дня их язык делался для меня понятнее, ибо я заметил, что в нем нет соединительных частей речи. Я пригласил своего друга посетить меня завтра на корабле и выразил это следующими словами: «Илдиу, Лагедиак, ваедок оа» (Завтра, Лагедиак, приди на корабль); он понял, отвечал: «Инга» (Хорошо) — и обнял меня от радости, что я понимаю его язык; но сам я обрадовался еще больше его, особенно потому, что такой восприимчивостью приобретал величайшую доверенность дикарей.
Я решил провести несколько месяцев на Отдиа как для исследования на гребных судах южной части этой группы островов, так и для подробнейшего ознакомления с языком и обычаями этого достопримечательного народа; мне кажется, что при открытии какой-либо земли или острова весьма важно и нужно приобретать такие познания о жителях тех земель, об их нравах и обычаях; я в самом деле не имел впоследствии причины сожалеть о потере времени, поскольку это дало мне возможность сделать новые открытия (выделено мной. — Авт.)».
Возможность эта представилась, когда Лагедиак и другие островитяне пришли по приглашению О. Е. Коцебу на «Рюрик».
«Я пригласил его (Лагедиака. — Авт.) сесть подле себя и, употребив все свои сведения в их языке, спросил, неизвестны ли ему кроме этой группы островов еще и другие. Долгое время мои толкования и пантомимы были тщетны, наконец он понял меня и, указав на юг, сказал: «Инга эни эф-эф» («Да, острова там»); радость моя при этом известии увеличивалась еще тем, что пониманию языка этих дикарей я обязан открытием неизвестной группы островов.
Я приказал поставить пель-компас; все собрались около инструмента и рассматривали его со вниманием; Лагедиак не спускал глаз с магнитной стрелки, которая поворачивалась сама собой без малейшего прикосновения, и несколько раз расспрашивал меня, каким образом это происходит. Но как я мог дать ему понятие, если бы даже он совершенно понимал наш язык; как объяснить вещь, о которой я сам желал иметь полное знание? Он легко понял, что поворачивается только ящик, а стрелка остается неподвижной, ибо тотчас подметил, что она указывает на N и на S. Я еще раз попросил его показать положение неизвестной группы островов. Направление компаса было к SW, и я сейчас записал этот румб на доске. Искусство писать было для дикарей новым явлением, возбудившим у них не только внимание, но и размышление.
Я старался растолковать Лагедиаку, что все наши слова могут быть нанесены на доску, и, написав его имя, сказал: «Это Лагедиак». Он крайне испугался увидев себя представленным столь странными фигурами, и, казалось, опасался, что посредством этого чародейства примет такой вид…
Я старался втолковать Лагедиаку, чтобы он изобразил на доске всю группу островов Отдиа; он взял в руки грифель и начертил кругообразную группу, обозначив под ветром пять проходов, которые называл «тиер»; потом повернул диоптры (визиры компаса. — Авт.) к высокому острову на SW и сказал: «Еф-еф руо тиер» («Там два прохода»). Это известие обрадовало меня потому, что теперь мы могли не возвращаться прежним путем, а найти- проход удобнее и безопаснее пролива «Рюрика». Я упросил Лагедиака начертить и другую группу островов, именуемую им «Эрегуп», он сделал круг, состоявший из семнадцати островов, и обозначил несколько проходов под ветром; потом указал на
