И как мы его ни благодарили, ни отказывались от его помощи, он настоял на своем — доведу, и все!
В гостинице, в чистенькой просторной избе, милая и сердечная девушка, дежурившая там, любезно и быстро устроила нас в хорошей комнатке. Юля сказала:
— Посмотри, как красиво ее русые косы оплетены вокруг головы. А какой симпатичный передничек — с белорусской вышивкой!..
Мы пошли в райисполком отметить командировку. По дороге нам встретился приземистый, плотный мужчина лет пятидесяти. На лацкане его пиджака сиял орден. Юля обратилась к нему:
— Вы не подскажете нам, где проживает директор школы Кирилл Сысоич?
Мужчина приосанился, лицо его приняло величественное выражение, он выпятил вперед грудь с орденом и заявил торжественно:
— Да это и есть я, Кирилл Сысоевич. Заслуженный учитель. Орденоносец!..
Мы договорились с ним встретиться. Но когда распрощались, Юля сказала резко:
— Нет, я к нему не пойду, он мне активно не нравится. И писать о нем я не буду!.. Ишь как выпячивает грудь с орденом и кичится званием. Неприятный тип!..
Она и действительно не пошла к нему, тем более что нам рассказали о нем очень некрасивые вещи. Оказалось, что он на пришкольном участке завел огромный сад, за которым ухаживали школьники, а по осени собирали яблоки и груши, которые Кирилл Сысоич потом продавал, а деньги брал себе…
Юля сказала:
— Если о нем и писать что-то, то лишь фельетон. Но я не хочу оскорблять эти святые для меня места… Вот мальчуган и дед мне понравились, да и девушка в гостинице — тоже. О них я и написала бы, да материала маловато…
Мы познакомились с селом, вышли за околицу, хотели пойти в лес, но нас предупредили, что он еще не разминирован — уже несколько человек подорвалось в нем…
Так никакого очерка она и не написала. А вот несколько стихотворений у нее родилось после этой поездки.
Если мне грустно,
Если
Затосковала я,
Значит,
Зовет Полесье,
Юность зовет моя…
А потом о милой белорусской девушке, видимо, о той, что устраивала нас в гостинице:
Да, в лице ее красок мало,
Словно пасмурным днем в лесу,
И не всякий поймет, пожалуй,
И оценит ее красу.
Из осенней рябины бусы,
Косы голову облегли…
Сколько в девушке этой русой
От славянской ее земли!
Мать Юли родилась в Варшаве. Кроме русского, она владела польским и немецким языками. Немецкий даже преподавала в школе, правда, потом ее перевели работать в библиотеку.
Человек она была непоследовательный, сумбурный, и отношения с Юлей у них были крайне неровными…
А отца Юля обожала. Он для нее был образцом справедливости, разума, порядочности. Был он директором школы, преподавал историю. Выпустил несколько брошюр, в том числе — о Т. Шевченко…
В начале войны их семья была эвакуирована в поселок Заводоуковск Тюменской области. Там отец преподавал историю в спецшколе. Там во время войны и умер…
И Юля все время собиралась съездить в Заводоуковск, побывать на могиле отца.
Долго мы не могли поехать — у нас не было на такое далекое путешествие денег, пока не представилась возможность: издательство «Советский писатель», где была принята моя книжка стихов, дало мне командировку в те места.
Только тогда мы и сумели совершить эту поездку…
Наших денег хватило лишь на то, чтобы добраться до Ялуторовска, а потом и до Заводоуковска. И на несколько дней проживания в гостинице.
В ту пору Тюменская область была ничем особенным не примечательна. Ни о какой нефти и разговоров не было.
Закатились мы в Ялуторовск, осмотрели городок, в котором когда-то жили ссыльные декабристы И. Пущин, друг Пушкина, и М. Муравьев-Апостол. Особое впечатление произвела на нас бутылка необычной изящной формы, которую нашли под полом при реставрации дома М. Муравьева-Апостола. В бутылке была запечатана бумага, на которой обнаружилось подробное описание декабрьского восстания. А заканчивалось это послание примерно так: «Составил сие для пользы и удовольствия будущих археологов царевый преступник Муравьев-Апостол».
Удивительный голос из прошлого века!..
Побродили мы по окрестностям Ялуторовска, а потом махнули на станцию Заводоуковск. Пробыли там несколько дней, отыскали могилу Юлиного отца. И еще продлили бы свое пребывание в этих местах. Но тут у нас кончились деньги, выданные мне на командировку. Мы остались буквально без копейки. А нам надо было еще добираться до Тюмени, а потом и до Москвы — более двух тысяч километров!..
