Планета МИФ - страница 35
Он стоит теперь в музее нашего города, в главном зале на самом видном месте — первый звездолет, ушедший в глубины вселенной и пропавший без вести.
Иногда я прихожу сюда, стою неподалеку, смотрю сквозь стекло на его прекрасное вытянутое серебристое тело, устремлённое куда-то в самый верхний угол высокого венецианского окна, и мне кажется, что он просто прилег передохнуть, что по ночам, когда никто не видит, он бесшумно взлетает отсюда и продолжает свой путь к звездам…
Одна за другой приходят экскурсии — курортники, курсанты военных училищ, но чаще всего — школьники. Они стоят вокруг, затаив дыхание, и слушают экскурсовода, который рассказывает им, что в составе экипажа была уроженка нашего города, ее имя выбито на постаменте первым.
Экскурсовод рассказывает, какая это была замечательная женщина, перечисляет ее научные труды, говорит, что всю свою жизнь она посвятила науке, а я вспоминаю белесую девочку, которая стояла тогда на трамвайной площадке, прижавшись лбом к вагонному стеклу, и плакала…
Планета МИФ
Машина
Домой я вернулся поздно. Заседание юбилейной комиссии по проводам двадцать второго века затянулось. Никто и не предполагал, что возникнет столько вопросов, связанных с нашим Университетом — я уж не рад был, что попал в число почётных выпускников. На меня взвалили доклад о проекте Всемирного кибернетического центра; доказывать, что на мне висят еще две несданных рукописи, было бесполезно — на каждом что-то висело, и каждый должен был что-то делать…
Разъезжались мы безмерно усталые, и все-таки настроение у всех было приподнятое, я видел. Пусть пока еще многое было неясно, далеко не все учтено и осмыслено, — общая картина идущего к своему завершению века начинала вырисовываться перед нами во всей своей грандиозности.
Дежурный автолет доставил меня к моей сто двадцать седьмой башне за три с половиной минуты, а скоростной лифт перенес с третьего — транспортного — на второй, жилой, ярус города еще быстрее — минуты за две. Еще минута в горизонтальном лифте, и я входил в свою квартиру, входил и слышал, как торопливо, словно жалуясь, защёлкали электронные реле: включались душевая, гостиная, информатор и кухня — там уже давно был готов заказанный мной ужин, и теперь он, видимо, готовился заново — дефектоскоп забраковал его.
Информатор только стал мне рассказывать, кто звонил и по какому поводу, как тут же вспыхнула вогнутая стена-экран в гостиной и я увидел на ней человека, которого любил, боготворил и которого уже потерял надежду увидеть.
— Аллан! — кинулся я к стене. — Наконец-то! Как я рад!
Я протянул руки, он протянул свои, и, хотя я натолкнулся на холодный, безжизненный пластик, создающий иллюзию глубинного изображения, мне показалось — мы все-таки почувствовали друг друга.
— Где вы сейчас, Аллан?
— Дома, — сказал он и подвернул регулятор. Изображение отодвинулось, я увидел комнату, его знаменитую, описанную в тысячах репортажей комнату, тахту, застеленную пятнистой шкурой, и его самого — он сидел на краю тахты, закинув ногу на ногу, в своем мохнатом чёрном глухом свитере, и мрачно рассматривал что-то на своей ладони.
— Теперь убедились? — спросил он.
Я увидел Юну, его жену, она сидела в другом углу тахты, поджав под себя ноги. Она заметила меня, слабо улыбнулась, помахала рукой.
— Убедился, — сказал я. — Господи, даже не верится. Вот если б не Юна, ни за что не поверил, решил бы, что вы морочите меня, как в прошлый раз, находитесь где-то в созвездии Лиры, или еще дальше, а говорите, что дома.
— На этот раз я действительно дома, — проговорил он как-то странно, я не услышал радости в его голосе. И вообще вид у него был какой-то, я бы сказал, подавленный.
— Что-то случилось, Аллан? Почему вас так долго не было?
Он шевельнулся, поежился как-то, — впечатление было такое, будто его гибкая, обтянутая чёрным фигура придавлена невидимой тяжестью. Он словно бы хотел стряхнуть с себя этот груз и не мог.
— Приезжайте, Виктор, — сказал он отрывисто.
— Обязательно! Завтра буду у вас.
— Нет, сейчас! — Он встал, подошел ближе к экрану, и я увидел крупно его лицо — гордое, прекрасное лицо сына Земли, сына двадцать второго века, знаменитого космонавта, поэта, учёного. Око было прекрасно, это лицо, еще совсем молодое, с абсолютно белыми, седыми, волосами. В нем соединилось все лучшее, что могла дать человеку Земля, — мысль, мужество и поэзия…
